Близится праздник. Светлый, прозрачный и нежный. На всенощной Церковь поёт, обращаясь к Пресвятой Деве Марии: «Архангельский глас вопием Ти, Чистая, радуйся, Благодатная, Господь с Тобою».
В Новом Завете, в Евангелии от Луки, о явлении Деве Марии Архангела Гавриила и о таинственном начале жизни в Ней Бога, готовящегося войти в человеческий мир, сказано вполне ясно и подробно. Но это событие не воспринималось в древней Церкви как нечто отдельное, а только как часть единого дела воплощения, непосредственно примыкающая к Торжеству Рождества. Позднее Благовещение как будто проявилось, засветилось неповторимым светом. Может быть, поэтому тема Благовещения многообразно отражена в иконописи и в живописи.
Сандро Боттичелли. Картина "Благовещение Честелло". 1489-90гг. Галерея Уффици, Флоренция, Италия
А вот в литературе, в мировой поэзии она представлена скупо. Тем более ценны опыты переживания и описания той встречи, которую Церковь назвала «главой нашего спасения».
О Благовещении размышляла Мари Ноэль, французская поэтесса, совершенно неизвестная и непереводившаяся у нас в стране, но известная и любимая не в одной лишь Франции. Чтобы познакомиться с автором, мы предлагаем в начале очерк о ней. Кому же некогда его читать, тот сразу может спуститься ниже по тексту и увидеть большое стихотворение (маленькую поэмку) Ноэль «Благовещение».
Мари Ноэль. Очерк жизни и творчества.
Французская поэтесса Мари Ноэль (настоящее имя — Мари Мелани Руже) родилась в Бургундии, в городе Осер, в 1883 году, в семье обеспеченных буржуа, владевших несколькими домами, магазинчиками и виноградниками. Отец Мари, вероятно, самый образованный из всех своих предков, преподавал философию в коллеже, позже — лицее Осера. Он постарался дать дочери хорошее образование и, хотя сам называл себя агностиком, не противился тому, чтобы Мари изучала, среди прочего, основы христианского вероучения.
Мари Руже была крещена в детстве, а миропомазание, по обыкновению, приняла в первые школьные годы. Несмотря на отдалённость семьи от Церкви, девочка не оказалась вне традиций, в ту эпоху ещё доминировавших в общественной жизни Франции, по крайней мере Франции провинциальной.
Осер - город панорам. Вид на собор Сен Этьен с берега реки Йонны.
Это важно отметить, потому что некоторые впечатления, слова и действия, связанные с христианской верой и определившие будущую судьбу поэта, относятся как раз к раннему отрочеству Мари. В 1951 году она вспоминала вечернюю службу Праздника всех святых, сгустившиеся сумерки, гулкие и наполненные, под сводами огромного собора, рядом бабушка, мерно позванивают колокола на башне, и все молящиеся, вторя священникам, поют стихи из Псалтири и повторяют жалобные взывания Иова. «Я слышала в тех жалобах, в мои девять лет, безутешный человеческий крик. Он проник в меня тогда и уже больше не покидал».
И другое воспоминание маленькой прихожанки: священник в соборе читает вечерние молитвы и слова «Ты воззвал меня из небытия» заставляют девочку задуматься. В наступившей тишине души она отвечает Богу, и этот ответ Мари Ноэль записывает спустя много лет: «Он воззвал меня из небытия...— О Господи, Господи, что же Вы сделали? — После этого Он вынужден отдать Свою жизнь, чтобы спасти меня...» Мари росла совершенно необычным ребёнком: причастившись первый раз, она захотела умереть. А как-то, одна в безлюдном соборе, приблизилась к алтарю и, прислонившись лбом к холодному камню ступени или перила, «просила руки Господа нашего Иисуса Христа». И при этом «наивно», как припоминала поэтесса, держала пальчик поднятым вверх. Для колечка.
С наступлением юности религиозное горение утихло, стало умеренным. Не без влияния ближайшего окружения Мари, настроенного скептически, равнодушно или, в случае отца, чрезмерно рационалистично. Поклонник классических Греции и Рима, профессор философии Луи Руже обладал честным сердцем и упрямым умом — он искал Бога настойчиво, читал по-гречески Евангелие и на латыни Сумму святого Фомы Аквинского, читал, как пишет дочь, «и отцов». Но к Церкви, к её Таинствам, не пришёл, не смог сделать шаг от рассуждения к жизни.
Мари начала постоянно писать в 19 лет, в 1902 году. Два трагических события повлияли на её духовное и творческое становление, и на решение подписывать свои произведения псевдонимом Ноэль — по-русски Рождество, Рождественская. Псевдоним был, конечно, значащим, и выстраданным. На третий день Рождества 1904 года Мари обнаружила в кроватке мёртвым своего маленького брата. «Мама, — вспоминала она, — буквально выла несколько недель, в опасности была и я...»
Вскоре, и тоже на Рождество, расстроилось замужество Мари, и эта новая скорбь повергла девушку в многолетнюю меланхолию, такую стойкую тоску, что ей приходилось лежать в больницах. Но Мари не оставляла молитвы, мессы, и не бросала пера. Её крёстный отец, инспектор Академии в Блуа, первым оценил её талант и, должно быть, в качестве критика и советчика способствовал его росту. В 1910 году состоялся литературный дебют Мари Ноэль на одной из наиболее видных «сцен» французской литературной жизни: её стихи напечатал Ревю дё дё Монд ( Журнал двух Миров ). Читающая публика заметила нового автора сразу и приняла радушно, и в первую очередь её хвалили коллеги. Тогда и позже поэтическое творчество Ноэль вызывало лестные отзывы у Валери, Монтерлана, Арагона, Колетт. Анн де Ноай в одном из интервью сказала, что поэт, это не она, это Мари Ноэль.
Однако слава поэтессы из Осера не была громкой и широкой. Родившись в провинции, она всю свою долгую жизнь, бедную внешними событиями, сосредоточенно и почти неслышно провела в родном городе, лишь на лето отлучаясь из него на отдых всегда в одну и ту же деревню по имени Диж. Так, на узком пространстве между Осером и Дижем прошли её 84 года, но сама она ощущала свой мир иначе, вернее, не замечала его ограниченности. Она писала, что только Бог составляет её жизненное пространство. Мари Ноэль не вышла замуж – таинственно сбылась её первая воля, высказанная в детстве. А всё тепло своего сердца и время она отдавала родным. Что оставалось от близких, смеялась она, то доставалось поэзии.
Первый сборник М. Ноэль «Песни и Часы» увидел свет в 1921 году. Второй, «Чётки радостей», в 1930. Затем появились «Осенние поэмы и псалмы» (1947) и «Поэмы поздней осени» (1961). Поэтесса в течение нескольких десятилетий вела записи — думала чернилами на бумаге о Боге и Церкви, о жизни души, о людях, литературе, искусстве. Одна из наиболее острых тем её своеобразного дневника: боль, страдания души, бесстрашные вопросы к Создателю о смысле зла и богооставленности и доверчивый, предельно искренний разговор с Ним. По совету духовника, Ноэль записи эти собрала и дала согласие на публикацию. Их напечатали в 1959 году под названием «Личные заметки».
Священник, благословляя поэтессу на подготовку к изданию разрозненных листочков, заметил, что автор должна решиться на обнародование того, что записывалось для себя, не ради верующих, своих духовных братьев и сестёр, у которых есть всё для спасения, а ради тех, кто сомневается, унывает, кто боится, как боялась она, и надеется, как всегда надеялась она, чтобы все эти растерянные перед жизнью люди, видя пример стойкой души, побеждавшей мнимую оставленность и сохранившей верность Христу, могли бы находить в «Заметках» поддержку.
Мари Ноэль, на наш взгляд, как-то неловко называть литератором в том значении слова, которое собирает вместе различные проявления таланта человека пишущего. Звание писателя ей не очень идёт, хотя она сочиняла сказки в прозе, а помимо дневников выпустила ещё книгу «Своё осерское» (1967), составленную из выступлений, статей и воспоминаний, накопившихся, настоявшихся за годы. В названии подразумевается вино — местное, из-под Осера, бургундское. Естественно с неповторимым, очень личным, подлинным привкусом. А это, собственно – творчество неповторимо личное, единственное – и есть живая поэзия, незабываемая, голос которой уже ни с каким другим не спутаешь.
Виноградники Бургундии.
Мари Ноэль, конечно, и не драматург, хотя её перу принадлежит драма «Дон Жуан». Она поэт. Прежде всего потому, что самое важное и волнующее она не мыслила, не могла, наверное, выразить иначе, как музыкой слов: к искусству слова она относилась как к своеобразно музыкальному, особому, где вместо тонов и полутонов звучат паузы, длятся многоточия; но ещё и потому она поэт par excellence, что и философствует, и богословствует она неповторимо, лично, глубоко лирично. За её строками, даже вполне простыми, говорящими о знакомом, земном, чувствуется даль мыслей и чувств, обращённых к иному миру.
Господь Иисус Христос и Его Пречистая Матерь были любимы ею по-детски открыто, чисто, и по-взрослому крепко, верно. Она поведала однажды, в письме своему старинному собеседнику и наставнику епископу Фурре, что совершенно предана Богородице, которая для неё мать и друг, от начала сознательной жизни и до её конца. Последнее слово, как мы понимаем, было сказано прежде конца. Но действительный конец, то есть обстоятельства земной кончины поэтессы удостоверяют в том, что у Мари Ноэль, посвятившей жизнь выбору самых точных и ясных слов (в сосредоточенном труде такого именно поиска и отбора как раз рождается возвышенная и ответственная речь — поэзия), легкомысленных и поспешных высказываний на духовную тему быть не могло.
О Матери Божией Мари Ноэль написала загадочное, двоящееся, двуплановое, небесно-земное стихотворение «Благовещение». Некоторая полуясность, полупрозрачность его обусловлена, возможно, смыслом и значением Благовещения: оно есть проникновение неба в видимую, вещественную, плотскую жизнь. Таинственность и непостижимость воплощения отражены, вернее, воплощены в стихотворении образно и тематически. Вот оно:
Благовещение
Дева Мария в доме одна.
Сквозь открытую дверь маленький сад
Дышит. Пчела влетела. Весна
Разбрелась в пути, идёт, не спеша.
Соломкой словно опавшим лучом
Играет ветер. На твой порог
Я присяду... Ступень отдаёт теплом.
Не зацвёл ли к Пасхе, сестра, цветок?...
Дева Мария наклонилась вдруг
Над сердцем глубоким как волна.
Ладонь к ладони, только б из рук
Не выпустить неба, которым полна.
Мария, сестра, уже полдень настал:
Наверное, надо собрать яиц?
Твой старенький муж работал, устал
И скоро силы придёт подкрепить.
В дом не нужно ль воды, разжечь очаг?
Сладко утро спит в объятьях моих.
Шевельнуться боюсь, груз на плечах,
Вот проснётся сейчас дремлющий миг.
И я жду... Чего-то... Бремя весны
Придавило, плечи сковало мне.
Ветви яблонь почками все больны
И чем больше почек, тем веткам больней.
Дева Мария закрыла глаза,
Окутала сердце покровом век,
Чтобы глас — к нему все мысли спешат —
Ей услышать бы втайне, без помех.
Зыбь по саду, как по воде, прошла...
Кто идёт? Может, лист упал в траву?
Прилетела птица, с её крыла
Соскользнул, разлился сон наяву.
На нездешнюю птицу ветер набрёл,
Обметая с кровли пыльцу и пух.
Вот он дверь толкнул, всё проснулось вдруг:
Дверь запела тонко, Ангел вошёл.
Голос Ангела в доме глух и тих.
Ты одна сейчас внимаешь ему,
Ты одна сейчас в тени и в раю.
Он оставил Бога в чреслах твоих.
Не заметила, как он обронил...
Помню только порог и мы одни:
Билось сердце, когда он уходил.
Он оставил Слово, Которое с ним.
Уронил, опуститься дал в глубине,
В непроглядной моей и густой как темь,
Семя Слова, совсем непонятного мне,
Чтоб открыть Его людям в оный день.
Из меня, неучёной, плоть соткать?
Из меня как Слову выйти на свет?
Дух Святой, я служу Ему много лет,
Лишь захочет — сможет мне жизнь подать.
Дева Мария погружена
В сладкое счастье, в божественный сон.
Моя радость тёрном окружена,
Но в цветы обратится колкий тёрн.
В тебе, Дева Чистая, Царь, Господь,
И твое дитя! Три в лице одном!
А во мне трепещет нежная плоть,
Птенчик крошечный с прозрачным пушком.
В складке души бьётся лёгкий комок,
В нежной впадинке, где всего теплей.
Из пташки вылез крыла уголок...
Полдень! Эй! Обед не готов... Скорей!
Иосиф близко и мама бежит...
Где дрова? Куда ты их дела, дочь?
— Ну что стоило Ангелу нам помочь —
Вот вода и хлеб... Мария, спешим!
Четыре сборника стихотворений Мари Ноэль принесли её автору, в 1962 году, Гран При Французской Академии за поэтическое искусство. Не одни лишь гуманитарии понимали и ценили её поэзию. Среди поклонников Ноэль встречались и генералы. По крайней мере один, зато самый известный, генерал де Голль, неоднократно свидетельствовал автору свою благодарность и почтение. В последние дни войны, войдя с войсками в Осер и принимая приветствия от именитых граждан города, генерал остановился перед поэтессой и, склонившись к её хрупкой фигурке, сказал ей, что в её лице он, в свою очередь, приветствует поэзию. В 1960 году он вручил ей Крест Офицера Почётного Легиона; Мари Ноэль было также присвоено звание Командора Искусств и Изящной словесности.
При всех этих наградах и премиях — а были и другие, помимо названных — имя Мари Ноэль остаётся в скромной тени. Её голос поэта неповторим, красив, но он звучит de profundis, из глубины, и взгляд её, лаская творение, видит его продолжение, происхождение и назначение, и поэтому перо её не будит страсти. Это творчество христианки, человека сокровенного сердца. Всё вместе популярности не способствует. При видимой напевности и лёгкости — её поэзия нелёгкая.
Ноэль — неизвестный классик французской литературы. Поэзия для неё не скрывала, а помогала отчётливее созерцать то, что она считала главным. Главным было даже не «что», а единственно и ясно Христос. Кончина её стала радостным свидетельством цельности жизни. Христос, жизнь, и слова, обращённые к Нему и сказанные о Нём слились в одной просьбе-молитве поэтессы Мари Ноэль, написанной ею в предвидении своих последних дней:
Сходите, прошу, за Христом.
К Его потаённым вратам
Сходите, прошу, за Христом!
Подайте нечистым устам,
Дверям в развалившийся дом,
Бессмертия щёпоть. Во мне
Тепло не остынет тогда,
В составах моих, в глубине.
Пусть канет в меня чистота,
Воскресшего малая часть.
В зияние тёмного рта
Зерну подобает упасть,
Нетленному дару Христа.
Она отошла к Богу, приняв Причастие — Тело Христово — поданное ей священником тремя перстами, щёпотью.
Подробнее...