В 1990-ые годы Соединённый Штаты Америки были страной мечты для многих россиян. С тех пор для кого-то что-то поменялось, кто-то по-прежнему видит Штаты идеальным государством всеобщего благоденствия. Американская мечта — возможность для любого честно трудящегося человека иметь дом, машины, моторные лодки, достойную зарплату и приумножать свои материальные блага — до сих пор привлекает людей. Однако те русские, которые прожили в США не один десяток лет, часто имеют иную точку зрения.
Иван Венедиктович Елагин (Иван Матвеев) — поэт второй волны эмиграции. Родился в конце 1918 года во Владивостоке, сын расстрелянного в 1937 году поэта-футуриста Венедикта Марта. Иван носил передачи отцу, не зная о его уже свершившейся казни. Жил и работал в Киеве. Там же оставался во время немецкой оккупации, когда захватчики отбирали у киевлян зимой все тёплые вещи и запрещали вечером ходить по городу: комендантский час. Несмотря на полуеврейское происхождение, он пережил оккупацию. Работал в киевском роддоме. В ходе Великой Отечественной войны ему удалось перейти в западную оккупационную зону в Европе. С осени 1943 года он постепенно уезжал всё западнее и западнее, доехав до Мюнхена. Жил в Германии до 1950 года, когда уехал в США вместе с женой, делившей с ним трудности жизни в оккупированном Киеве и эмигрантского пути. К советской власти относился, мягко говоря, отрицательно:
Разве мы позабыли за год
Как звонки полночные били,
Останавливались у ворот
Черные автомобили…
И замученных, и сирот —
Неужели мы всё забыли?
«По дороге оттуда», Нью-Йорк, 1953
Однако, увидев то, к чему стремится американская, казалось бы, свободная цивилизация, её нескончаемую гонку за prosperity (процветанием), поэт обрёл собственную точку зрения (тоже скорее отрицательную, чем положительную) на американскую мечту. Эта позиция отразилась в его стихотворениях, чтение которых заставляет думать и, конечно, грустить.
Одно из них — «Дракон на крыше» — произведение философское. Его можно несколько раз перечитывать и находить всё новые темы для размышления, искать скрытые сравнения. Стихотворение начинается с описания «аэровокзала» — вертолётной площадки на крыше высотного здания, которое, подобно Вавилонской башне, достаёт до неба:
Там стрекочут вертолеты
Дни и ночи напролет,
Подымаются в высоты,
Опускаются с высот.
И оттуда пассажир
Улетает в звездный мир.
Вертолёт на площадке представляется поэту чем-то страшным, чудовищным. Елагин даже называет его драконом. Однако сам по себе вертолёт не является отрицательным героем. Гораздо более отталкивает от себя образ хозяина вертолёта (видимо, успешного бизнесмена), который отождествляет себя со своим летательным аппаратом и ведёт повествование дальше:
Вам открою душу я:
А дракон на крыше — я!
Я, как Гофмана герой,
Навсегда ушел в драконы!
Я за них стою горой!
«Дракона» нисколько не смущает его вид, не мучают укоры совести. Более того, лирический герой Елагина бравирует своими подвигами:
Я вчера девчонку сгрёб,
С нею шасть на небоскрёб!
(перекличка с былиной: «Налетает на Русь Змей Горыныч, в своё логово девушек утаскивает»[1]).
Однако дракон Елагина не полностью соответствует чудовищу из русских былин, Змею Горынычу, который, предполагая, что падёт от рук Добрыни, всё же задумывается о своём конце. «Дракон на крыше» не просто не боится расплаты за свои дела, он подбадривает себя тем, что никакого возмездия быть не может:
Там, в заоблачном Нью-Йорке,
Скрыто логово мое…
А что есть святой Георгий —
Всё вранье! Всё вранье!
Может быть «дракон» чувствует что-то вроде страха, но пытается себя успокоить:
У святого — ни копья!
Не купить ему копья,
Не достать ему коня,
Не догнать ему меня!
(снова возможна перекличка с былиной: «Нету у Добрыни коня доброго, нету у Добрыни копья вострого»).
Виктор Михайлович Васнецов. Бой Добрыни Никитича с семиглавым Змеем Горынычем 1913 – 1918.
Здесь кстати вспомнить фразу из романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы»: «Нет бессмертия души, так нет и добродетели, значит, всё позволено». Такой логикой пользуются все те, кто боится мук совести и справедливого наказания. Вспоминается также стих Псалтири: «Рече безумен в сердце своем: «несть Бог»». Эти слова из 13 псалма помогают понять логику многих из тех, которые «развратились» и «мерзки стали в делах своих», в том числе, и елагинского «дракона», который заглушает голос совести тем, что «никогда того святого не слыхал, не видал…». Однако финал стихотворения остаётся открытым. Мы знаем, что «дракон» снимается со старта и улетает на конкурс, где заседает в жюри. Но про то, что он туда долетел, ничего не сказано. А читатель понимает, что жизнь «дракона» не вечна. Чем закончилась былина о Добрыне Никитиче и Змее русский читатель тоже прекрасно знает.
Стихотворение «Моему сыну Серёже» также, как и «Дракон…», пропитано страхом автора перед современной цивилизацией, в которой остаётся очень мало естественного, человечного:
Гостиница многоэтажна,
И мне в гостинице страшно.
Кругом какие-то темные шашни —
Страшно!
Заревом красным окно закрашено —
Страшно!
Миру прав и свобод, в котором так неуютно, автор противопоставляет природу, где «деревьям не страшно ночью одним в лесу». Лирический герой Елагина даже хочет влиться в их ряды:
И чего я мытарюсь?
Пойду к нотариусу,
Постучу в дверь его.
Войду и скажу:
— Я хочу быть деревом!
Я хочу, чтобы было заверено,
Что такой-то, такой-то — дерево
И отказался от человеческих прав.
Хрупкость и ненадёжность «человеческих прав», на которых основано современное правовое государство, ощущается и в стихотворении «Я сегодня прочитал за завтраком»:
Я сегодня прочитал за завтраком:
«Все права сохранены за автором».
Я в отместку тоже буду щедрым —
Все права сохранены за ветром…
Поэт не дорожит авторскими правами, он их боится и рассказывает о судьбах многих известных нам деятелей искусства, которых погубили их права:
Право на общую яму
Было дано Мандельштаму.
Право быть чистым и смелым,
Не отступаться от слов,
Право стоять под расстрелом,
Как Николай Гумилев.
Ещё одно стихотворение, посвящённое противостоянию природы и современной цивилизации — «Ниагара». Оно отличается хлёсткой и даже грубой лексикой по отношению к американцам, которые, с их точки зрения, ничего плохого не делают, лишь проводят в жизнь американскую мечту:
Отчего ж такая кара,
Ниагара, Ниагара?
Над тобою непрестанно
Вырастают рестораны,
Твой могучий водоем
Отдан хищникам внаем,
И пристал, как банный лист,
Облепил тебя турист…
Автор иронизирует над американцами, над тем, что они даже красоту природы поставили на службу своим самым обычным потребностям и построили у Ниагары гидростанции:
Ниагара, оправдай
Все на свете провода!
Чтобы славу разносила
О тебе электросила,
Что ты трудишься на благо,
Что у нас ты работяга…
Елагин подтрунивает над американской мечтой — «душой Америки». Также ему не очень нравятся американцы, которые «лакированным отрядам мчат по автострадам», чтобы поглазеть на водопад. Не потому что американцы плохие. Потому что мы разные. Американец вряд ли захочет жить по-русски. Русский, падкий на всё новое и яркое, пожив лет 10 в США, скорее всего, вернётся обратно. И такие случаи не редкость. Елагин, уехав из страны, в которой ВКП (б) (с 1952 г. — КПСС) установила свою монополию почти на все сферы жизни, попал в государство, где господствует почти над всеми сферами жизни монополия либерализма. Именно с ним связано следующее произведение Ивана Венедиктовича.
Это стихотворение можно назвать пророческим. Событие, описываемое в нём, уже было знакомо либеральным и толерантным странам Запада, но для России такие действия стали шоком. Заглавие произведения может напугать: «Брошу в церковь динамит». Дело в том, что здесь, как и в «Драконе…», повествование ведётся от лица отрицательного лирического героя:
Брошу в церковь динамит,
Стану сразу знаменит!
Десять лучших адвокатов
Защитят меня в суде,
Все концы умело спрятав
В мутно-розовой воде.
Ещё лет 20 назад для русского читателя описываемая ситуация казалась чем-то нереальным, но в последнее время появились подобные прецеденты. Осквернителей храмов активно защищает общественное мнение, а духовенству посылаются упрёки и угрозы. Похоже развивается сюжет стихотворения:
От моей лохматой хари
Телевизоры в угаре!
С грандиознейших афиш
Я показываю шиш!
Так и лезут все из кожи
Напечатать мой портрет!
Лирическому герою присылаются телеграммы восторженных дам. «Голливудский воротила» закупает его показания, чтобы снять побольше фильмов-блокбастеров. Пропаганда толерантности и свобод делает своё дело. Конец стихотворения закономерный, логичный:
Как меня освободят —
Будет в честь мою парад!
И далее, по логике развития безумия, следует обещание террориста «на радостях» подкинуть бомбу в ясли детского сада.
Современный западный мир, «прелести» которого Иван Елагин описывает, не восхищают поэта, а заставляют его скорбеть и гневаться. И не только его…
Среди русских, к сожалению, немало таких, которые смотрят на ЕС и США, как на образцы для подражания, как на идеальные государства, где есть политические свободы, где можно даже работать официантом и заработать приличные деньги, и многое другое. Россия же представляется тоталитарным государством со всеми его атрибутами. Такие слова можно часто услышать, когда сравнивают русских и западноевропейцев. Но мы просто разные. У нас с Европой и Америкой — разные пути. С тех пор, как Император Пётр I (при всём моём уважении к его трудолюбию) насильно прививал западное мироощущение сердцам и умам своих подданных, Россия живёт во внутреннем напряжении и двойственности. И хочется западного или на Запад, но родное восточное никуда не девается, не пускает. Мы разные. Но и над СССР, и над США, вообще над всем «биполярным миром» с его противоположностями Елагин видел Небо:
Цитаты к биографии привяжут,
Научно проследят за пядью пядь.
А как я видел небо — не расскажут,
Я сам не мог об этом рассказать.
Поэт ощущает Небо, пытается его познать, ему противопоставляет зло, ставшее нормой («Дракон на крыше», «Брошу в церковь динамит»). На Западе, где всё хорошо в экономическом плане, вдоволь материальных благ и свобод, Елагину не хватает насущно духовного и одновременно простого, настоящего. Именно это простое, от которого веет спокойствием и умиротворением, вспоминается автору в самые трудные моменты жизни:
Мне не знакома горечь ностальгии.
Мне нравится чужая сторона.
Из всей — давно оставленной — России
Оно мне вспоминается доныне,
Когда в душе становится темно —
Окно с большим крестом посередине,
Вечернее горящее окно.
[1] Добрыня и Змей. Былина. https://онлайн-читать.рф/былина-добрыня-и-змей/
Подробнее...