Известно, что у многих слов в словаре — несколько значений. Вот беру Толковый словарь русского языка Российской академии наук под редакцией академика Н. Ю. Шведовой, в котором 82 000 слов и выражений — авторитетнейшее издание — и открываю, честное слово, наугад. То есть раскрываю или разделяю, как апельсин, пополам. Попадаю на букву «О». Читаю, к примеру, всё про слово «обвинение». Это и упрёки, укоры — раз; и признание кого-либо виновным в чём-либо, т. е. вменение в вину — два. Это и юридические действия, направленные на доказательства виновности того, кто привлекается к уголовной ответственности. Наконец, и сам обвинительный приговор. И пятое, последнее значение — обвиняющая сторона в судебном процессе, а именно — свидетели обвинения. Или слово «обед». Значений всего четыре: приём пищи (званый о.); сама пища (вкусный о.); время принятия этой пищи (приехать в самый о.); перерыв в работе в середине дня (лавочка работает без обеда).
Слов меньше, чем значений. Слова работают по совместительству. Подрабатывают. Буквально — выживают. А так и есть. Слово с одним значением употребляется редко. В нём нужды мало. Неровён час, забудется. Берётся за смежный труд. Чтобы не заржаветь. Но здесь и опасность. Когда значений слишком много, когда прежде высокое слово вдруг замечают в дурном обществе — пусть и не по его вине, а тех, кто его туда «опустил», кто его «окунул» в грязь — то такое приключение не может не сказаться на его репутации. Нужны будут усилия, создание обстановки, чтобы слово узнали в его прежнем благородстве.
Но я не совсем об этом хотел сказать. А о том, что сейчас, в наши дни совершается весело и нестрашно нечто давно случившееся. «В шестисотное лето в житии Ноеве, втораго месяца, в двадесять седмый день месяца, в день той разверзошася вси источницы бездны, и хляби небесныя отверзошася». Понятно? По-церковнославянски? Цитата из Книги Бытия, из рассказа о Всемирном потопе.
Над землёй идут беспросветные словесные ливни. Человек общается со всем человечеством, и всё человечество поливает отдельного маленького человека шквально и без разбора самой разнообразной информацией. Пятьсот каналов, наушники в ушах, виртуозно развившийся большой палец левой или правой руки, набирающий с нефиксируемой глазом скоростью «содержательный и весьма продуманный» ответ на не менее глубокий запрос на клавиатуре гаджета, какого-нибудь смартфона. Слова бьют с напором из всех каналов, и всё по мозгам, по мозгам.
Слов больше, чем значений. Как денег больше, чем ценностей. Ртов больше, чем качественной еды. А кушать хочется, потому что работают желудки, выделяют желудочный сок. Надо в топку что-нибудь бросать. Чем кормить будем? А мы вздуем и расширим одну котлету, накачаем её запахом и вкусом, идентичными тем, о которых никто не помнит. И человек ест, потому что функция ещё не отмерла. И так же слушает и говорит.
Преувеличиваю? Да что вы! Разговариваю эвфемизмами. Преуменьшаю. Молчать, понятно, нельзя. Отовсюду погонят, как говорится — не поймут. Да и сам знаю, нельзя. Поза. Глупо. Но говорить надо — безмолвный вопль души — меньше. Поэт Андрей Вознесенский, задиристый для своего времени, призывы свои сам не исполнявший — да и кто из нас? — аж 54 года назад написал стихотворение «Тишины хочу, тишины… Нервы, что ли, обожжены…» Да они там, в 1964 году, по нынешним понятиям и реалиям, глухонемыми были, и ватными. А сейчас этого хотеть, то есть тишины, всё равно что в дождливую непогоду мечтать о синем небе и тёплом солнце.
Зальёт же. И кому это на руку? Всё заболтали. Ничего не пощадили. Все серьёзные вещи. Ну кому? Я уж не говорю о штабе, где разрабатываются планы глобальных операций, то есть понятно, что у человечества есть враг, и Библия о нём сообщает ясно и внятно. Никому не выгодно. Проходимцы всё равно проиграют. И вот мне кажется, ни одна чума в истории не захватывала таких территорий, как нынешняя эпидемия болтовни. Повально и всемирно. Может, в тайге или в джунглях есть люди, знающие вкус услышанного, редкого и веского, и затем в ответ произнесённого, неспешного и продуманного — слова?
А сам я зачем сейчас болтаю? Сам себе противоречу? Может быть, одно только и есть у меня оправдание, пусть и слабое: я самого себя в данном случае уговариваю цедить слова. Тоскую по временам осмысленных речей. Спору нет: говорить надо, общаться необходимо, ведь мы существа словесные. Задача дня — не захлебнуться.
Для оформления материала используется картина Иван Константиновича Айвазовского "Девятый вал". 1850 г.
Подробнее...