Две остановки на трамвае и десять минут пешком по улице Машиностроителей — это из дома в школу. А обратно, из школы домой, когда спешить уже не надо, можно пройти по дорожке, то есть по аллее, которая начинается от школьного двора и идёт вокруг больших домов, и приходит к той же остановке.
Сразу за школьным забором аллея кленовая. Осенью листья на клёнах становятся алыми и золотыми, и на ветру под солнцем играют и светятся, как в калейдоскопе стёкла. После клёнов начинаются липы, а в конце дорожки растут тополи. В первом классе Игоря забирала из школы бабушка, и они часто шли к трамваю по аллее, и однажды она сказала, что несколько высоких тополей остались от бывшей усадьбы, потому что и пруд за трамвайными путями об этом говорит. Он спросил у бабушки, откуда она знает? А она ответила, что это и так ясно. Поживёшь с моё, научишься узнавать.
Вчера он возвращался из школы по своей любимой дорожке и заметил шагов за сто что-то необычное. Выпустив железные лапы, в конце аллеи стояла машина с выдвижной вышкой. Она подняла человека в железной корзине очень высоко, до макушки тополей, и он бензиновой пилой спиливал верхние ветви: обвяжет одну ветвь верёвкой и отрежет её легко, как от куска масла кусочек, и осторожно опускает вниз. Спиленные брёвнышки сваливали в кучу. Игорь подобрал маленький цилиндрик и принёс домой. «Он был там, в воздухе, — объяснил он, — я бы так просто его никогда бы не потрогал».
Самое лучшее, это когда Игорь с друзьями шёл домой по аллее и все, например, ели мороженое. За мороженым надо было бежать в киоск на другую сторону, то есть пересечь футбольное поле, перейти улицу, и потом, купив, обратно через поле и школьный двор выбегать на аллею, и по ней уже медленно идти и есть. Съедаешь, если рожок или стаканчик, как раз к концу, перед остановкой. Костя ехал одну остановку к северному каналу, Пончик с Филом шли дальше, в арку большого дома, а Игорю, Соне и Кате две остановки в сторону Сестрино.
У Игоря в классе было несколько друзей, и все разные. Одни самые настоящие, а другие просто хорошие приятели. Приятели ходили друг к другу в гости, вместе играли, списывали домашние задания, делились чем-нибудь вкусным. Но про Костю, Катю, Соню и про него самого бабушка говорила, что они — не разлей вода. Костя был очень умный и серьёзный, но если хотел, мог даже на крышу дома залезть по ржавой пожарной лестнице, которая качалась. Но только одной Кате Игорь решался рассказывать такое, что больше никому нельзя было доверить. Она слушала внимательно, и от этого становилось почему-то легко и весело на душе. И если её попросить, ни за что не выдаст, даже Костя и её самая лучшая подруга Соня не узнают. И Катя не станет шутить, или смеяться, если Игорь что-то скажет неправильно или напридумывает.
В ту сентябрьскую пятницу, с которой начинается эта история, Игорь в раздевалке говорит Кате:
— Если ты не очень спешишь, давай пойдём по аллее, я за мороженым сгоняю, мне надо тебе что-то рассказать.
Катя мороженого не захотела, сказала, что у неё в рюкзаке полпирожка с картошкой. Тут Игорь вспомнил, что видел у себя в портфеле, в пакетике под тетрадями, круглый кексик с изюмом, правда, ещё от вторника или даже старей. Кекс слегка зачерствел. Катя его неровно разломила.
— Символ, — усмехнулся Игорь.
— Что?
— Если половинкам дать засохнуть до полных сухарей, потом спрятать и завещать потомкам, то потомки, сложив половинки вместе, узнают, что это мы его разломили.
— А им зачем? — удивилась Катя.
— Они тогда начнут спрашивать, узнавать, станут между собой дружить.
— Интересно. Надо положить половинки, ну чтобы не рисковать, в какую-нибудь железную капсулу, и рядом записку.
Они съели по кусочку пирожка с картошкой, кекс не тронули, и пошли.
— Ты только не смейся, — начал рассказывать Игорь, — я сегодня ночью летал над землёй. Я знаю-знаю — много разных людей хоть один раз да летали, то есть во сне. А я наяву. Ты летала? Нет ещё? Не расстраивайся, ты тоже полетишь. Правда. И ничего страшного. Я проснулся, часы громко тикают, спать совершенно не хочется. Постарался, чтобы кровать не скрипела, когда вставал. Оделся, положил свой ключ от входной двери в карман и тихо, на цыпочках, прошёл в коридор. Открываю замок и стараюсь изо всех сил не щёлкать, но всё-таки чуть-чуть звякнул. И сам испугался. Но нет, всё нормально, все спят. Лифт, понятно, не вызывал, вышел из подъезда и сразу свернул в сторону, под окна — так, на всякий случай, чтобы из наших окон, если вдруг встанут, не увидели. Было тепло. И время уже предутреннее, потому что на востоке начало светать. Иду по дорожке вдоль дома, потом свернул к детской площадке. Тихо, ни одной души. Не знаю почему, но мне вдруг так сильно захотелось посмотреть, что сейчас на опушке леса, нашего большого леса за оврагом, который тянется до окружной. Я сделал ещё два, а может три шага, и они получились у меня какими-то странными, как будто я шёл по чему-то пружинистому, и тут я оттолкнулся от земли и… Я сам удивился, но не испугался — полетел. Прямо поднялся ввысь. Вижу внизу крышу детского сада, справа пустую хоккейную коробку. Я летел, наверно, на уровне пятого этажа.
— Вот это да! — ахнула Катя.
— Ага. Тут сразу я подумал, что я недолго так пролечу, то есть не приземляясь. И только я так подумал, как стал снижаться, и навстречу мне понеслась дорога, та, которая вдоль 18-го дома, где паркуют машины. Я притормозил и плавно спланировал, коснулся левой ногой асфальта, ударил носком по нему и взмыл вверх. Поднимаясь, стал уже слегка помогать себе плечами и руками, и ещё, как в воде, сгибал и выпрямлял ноги. Но не сильно, как будто сам воздух меня держал и мне помогал. И вот я полетел уже намного быстрее. Теперь мне ничего не стоило в несколько минут добраться до той полосы, где восходит солнце. Я понял, что если очень хотеть, то сила и дальность полёта мгновенно умножаются, и не надо часто отталкиваться от земли, иногда только. Пожелай сильно, и будешь лететь туда, куда хочешь прилететь. Просто иногда надо находить на земле, внизу, твёрдую площадку для того, чтобы коснуться её.
А потом я и не заметил, как рассвело. Уже вовсю сиял день, солнце было за деревьями, во все стороны расстилался парк… А может не парк, а очень красивый, прямо волшебный лес. Росли высокие дубы, а поодаль пальмы, очень необычные, пышные, с огромными листьями и каждый лист полукруглый, похож на дугу, а между пальмами и деревьями зелёные холмы, трава на них мягкая и яркая — я такую никогда раньше не видел. Не знаю даже, как о ней сказать: ласковая трава и волнуется, стелется, разбегается от тебя волнами, в ней хочется купаться, смеяться, лечь в неё с головой, а потом выпрыгнуть. И вдруг ко мне начали подлетать птицы, не известных мне пород, как в Африке или, может быть, в Южной Америке, в разноцветном оперении, не большие и не маленькие, но странные какие-то, понятливые.
— Лорикет.
— Что?
— Какой-нибудь лорикет или щурка.
— А. Ну ты всех птиц знаешь.
— Не всех. Так дальше что было?
— Ну так вот, они вились вокруг меня, заглядывали мне в лицо, и не щебетали, а прямо по-человечески, или как пятилетние дети, звонко и заливисто смеялись и о чём-то переговаривались. А я прыгал с холма на холм, замирал в полёте, переворачивался в воздухе, кружился, поднимался над деревьями и медленно, как падает большой кленовый лист, опускался. Тут я увидел большой пруд и подумал: как же я его раньше не заметил? На том берегу стояли какие-то люди и махали мне руками, звали к себе.
— Неужели полетел? Мало ли, кто это… А вдруг они заманивали?
— Там всё по-другому, совсем не страшно. Там нельзя подозревать или кого-нибудь обидеть, и тебе тоже все рады. Я разбежался, оторвался от песка у воды и легко полетел над прудом. А потом взглянул вниз и сразу почувствовал, что могу и не долететь. Тогда я поднял голову и всем умом и желанием рванулся к берегу и...
— Упал?
— Упал на песок, только ноги намочил в воде. Они сбежались ко мне, и стали говорить какие-то слова, как будто нараспев, и от них прямо что-то ласковое и заботливое разливалось по всему телу, и в голове светлело, ну примерно так, когда понимаешь, что вот так надо решить задачу. Я бы их всех обнял, такие они были добрые. Но что они говорили, понимал плохо. Только кое-что. Даже больше догадывался. Они сказали, что я могу летать лучше, и они покажут, как. Говорят: разбегайся по этому склону навстречу воде и не бойся, вытягивай руки вперёд — они показали мне, как надо — отталкивайся сразу двумя ногами и ложись на ветер. И постарайся вытянуться в одну линию, и тогда сможешь парить высоко, и стремительно планировать вниз, и купаться в облаках, и всё одной только силой мысли и воли. Я послушался. Не испугался разбежаться и лечь в воздухе над прудом. Вытянулся в одну линию и стал, как правильней сказать, словно я весь — одно желание, порыв. Вот хочу пролететь над деревом, и пролетаю; или хочу на землю, и сразу приземляюсь. Как будто я ничего не вешу, ни одного грамма. И я бы ещё долго, наверно, летал и прыгал, но вспомнил о доме. Надо возвращаться. В какую сторону лететь, было ясно. Курс я взял уверенно. И вот когда открылись подо мной развалины старого завода, и впереди показался наш лес у оврага, тогда заметил, справа от меня, метрах в ста или чуть больше, как кто-то несётся со мной наперегонки, то есть тоже над землёй… Нет, мне не почудилось, честное слово я его видел!
— Кого?
— На велосипеде летел маленький бородатый человек. Он посмотрел на меня, будто я его окликнул, а я ничего не говорил... Если бы впереди была какая-нибудь вышка или высокое здание, я бы точно в него врезался. И ты понимаешь, глаза у него смешливые и какие-то умные, такие, словно ему всё-всё про меня известно. Что ты так смотришь?
— Я, кажется, знаю… Коста знает.
Так иногда в классе звали Константина, а у Игоря кличка была ожидаемой — Горяныч. Ему не нравилась, и самые близкие друзья не расстраивали его этим прозвищем. Зато Катю временами называли ласково Котёнком, и она не возражала. А к Соне не приставали никакие клички.
— Коста знает этого человека? — изумился Игорь.
— Он же рассказывал, а ты тоже слышал, забыл просто, что он видит иногда на улицах, или среди новых домов во дворах, как-то даже у леса, и всегда вдалеке, необычного человечка на велосипеде и с бородой до пояса. И этот старик как будто на него смотрит, даже подмигивает, если издалека можно понять, что он сейчас подмигнул, и улыбается. Костя однажды не выдержал и побежал за ним.
— Догнал?
— Почти. Уже заметил, что на нём длинный пиджак, даже кеды разглядел, ужасно поношенные, и велосипед у него страшно старый, ржавый и дребезжащий, и он услышал, как тот кашлял. Вот-вот поравнялся бы с ним, но кого-то задел на бегу, обернулся, чтобы попросить прощения, и сразу снова пустился бежать, но человечка и след простыл.
— Да-а, — Игорь остановился и стал о чём-то напряжённо думать, — надо рассказать Косте о моей ночной встрече, три головы лучше.
— А четыре ещё лучше, — сказала Катя.
— Ну, на первый раз можно и без Сони, — Игорь почему-то нахмурился, — мы потом ей расскажем. Она всё равно молчит и только смотрит печально. Как будто жалеет. А вообще-то, пускай — она умная, может и посоветует что-нибудь.
— Однозначно! — уверенно сказала Катя. — Она не просто умная, она мудрая.
Косте и Соне рассказали вечером. Встретились на бульваре. Игорь быстро всё выложил, про летание и про велосипедиста. Нашли свободную скамейку, чтобы обстоятельно всё обсудить. Костя сел, сложил руки на груди крест-накрест, посмотрел задумчиво вдаль и тут же вскочил.
— Вон он! Скорей!
Вдалеке между двух домов проплывал на велосипеде бородач. Он не смотрел в их сторону, но друзья поняли, как они потом признались друг другу, что он специально попался им на глаза.
Все четверо рванули с бульвара, не разбирая дороги. Соня, конечно, отстала. Когда она, запыхавшись, догнала мальчиков и подругу, те стояли у качелей во дворе и спорили. Костя утверждал, что бородач поехал налево, а Игорь был уверен, что он вошёл с велосипедом в какой-нибудь подъезд, и надо заглянуть в подъезды.
— И как же ты войдёшь? — с горькой усмешкой спросил Костя. — Они же закрыты. В квартиры звонить будешь: «Откройте, мы за человеком гонимся», да?
Игорь не нашёл, что ответить.
— А мы у бабушки спросим, — предложила Катя.
На скамейке сидела старушка, одетая не по-летнему: в драповом пальто, на голове тёплый шерстяной платок. Она неподвижно смотрела перед собой. У её ног, на песке, лежала кошка.
— Подозрительная старушка, — пробормотал Костя, — и платок как-то странно замотан, на лбу и на подбородке. Надо посмотреть ей в глаза.
— Бабушка, — заговорил он громко, — здесь не проезжал человек на велосипеде?
Старушка не шевельнулась, а кошка подняла морду и, прищурившись, оглядела Костю. Потом уронила морду снова на песок.
— Ну, с бородой, большой такой и кудрявой, он ещё в кедах!
Старушка вздрогнула, повернула голову в сторону дома и закричала:
— Антонина!
— Так, понятно, — вздохнул Игорь, — нельзя пугать пожилых людей.
Они вернулись на бульвар, и по дороге Константин рассказал, что, по его предположениям, человек этот живёт в церковном подвале. Он слышал о нём от двух своих родственников, которые поздно возвращаются с работы домой, а иногда даже ночью. Они его видели за старым закрытым кинотеатром «Уренгой», за бывшим детским парком, как раз там, где церковь. Костин родственник проезжал однажды на машине по парковой дороге и заметил, что какой-то странный мужчина маленького роста поздно вечером открыл церковную калитку, вкатил во двор велосипед, закрыл замок и… Ему показалось, что человек сразу исчез.
Правда, этот родственник отвлёкся, потому что ему надо было снова ехать — он перед этим затормозил, чтобы пропустить пешеходов. Да и время было тёмное: вероятно, бородач просто ушёл вглубь двора, и его скрыла ночная тьма.
Обсуждать было нечего. Решили разойтись по домам, а часам к восьми собраться у церкви. Родителям сказать, что на полчаса, а если прихватить ещё полчаса, то ничего страшного. Может, что-нибудь удастся выяснить.
Пришли около восьми и успели войти в открытую калитку. Обогнули храм, увидели перед собой разросшийся жасминовый куст и, понимая друг друга без слов, юркнули за него. Из своего тайника им хорошо были видны и главные церковные двери, и ещё боковая, в цокольный этаж, а также крыльцо церковного дома. Вдруг, совсем неожиданно — хотя ради него ребята и пришли — появился бородач. Он вошёл в храм, пробыл там недолго и скоро вышел. Выйдя, достал большую связку ключей, запер храм, перекрестился на икону над дверью и зашагал по дорожке к калитке. Вероятно, закрыл и её на какую-нибудь цепочку с навесным замком — калитку мешал видеть угол храма, но Катя услышала удар железки об железку — потом направился к церковному дому и… пропал.
— В дом же не входил? — спросил Игорь, как бы не доверяя себе.
— Неа, — покачал Костя головой.
— В дерево вошёл, вон в тот дуб, слева от тропинки, — прошептала Соня.
— Не до шуток сейчас! — строго заметил Костя.
— А я не шучу, — ответила Соня.
Ребята посмотрели на неё внимательно и Игорь спросил:
— Откуда ты знаешь?
— Интуиция.
— Ишь ты, — хором проговорили ребята.
— Слышите? — Катя подняла палец вверх.
В той стороне, где возвышался могучий старый дуб, что-то заскрипело и после стукнуло, как будто захлопнулась тяжёлая дверь. А затем друзья не успели и глазом моргнуть, как из-за дуба показался бородач, приблизился к ограде, рывком, как акробат, перемахнул через неё, ухватившись за верхние кованые завитки, и оседлал велосипед. Велосипед, словно живой конь, ждал его снаружи, рядом с калиткой. Когда ребята входили во двор, они его не заметили. От растерянности никто не пошевелил даже рукой, все только проводили бородача глазами.
— Чего не побежали-то? — уныло спросил Игорь.
— А смысл? — скучно ответил Костя.
Обошли дуб, пристально осмотрели его и потрогали все трещины в коре, постучали по стволу. Постукивая, прикладывали ухо — ничего похожего на пустоту, указывающую на вход, не обнаружили. Кроме небольшого дупла на высоте пяти метров. Кате оно показалось подозрительным. Игорь вгляделся и предположил, что в него может быть вставлено стекло, потому что оно вроде бы поблёскивало, но Константин засмеялся, потому что как вообще человек может входить в такое маленькое отверстие, да и не входить даже, а влетать? Неправдоподобно. Игорь спорить не любил и промолчал. Надо было возвращаться. Катя и Соня без труда пролезли между прутьями, а мальчикам пришлось кое-как переваливаться через ограду. Бородач недавно как гимнаст перелетел через неё, а Игорь едва не разорвал рубашку и от натуги покраснел. Молча пошли домой, то и дело оборачиваясь на храм.
— Вы как хотите, — задумчиво сказал Игорь, — а я приду сюда ночью и буду ждать. Вот увидите, окно загорится.
Решили, что Игорь, если что, сразу сообщит, а им под одеялами быть одетыми, положить телефоны близко и сделать еле слышными, чтобы никого не разбудить: вдруг придётся ночью срочно бежать. За полночь Игорь проснулся, осторожно вышел из дома и быстрым шагом направился к парку. Перелезать через ограду не стал: дупло было хорошо видно с улицы. Он прислонился к тонкому деревцу, потом опустился на корточки и задремал. Очнулся, услышав железные щелчки, как будто в замке. Ночью тихие звуки слышатся далеко. Через несколько мгновений засветилось дупло. Сердце у Игоря чуть не выпрыгнуло, он вскочил на скамейку и приподнялся на носках, стараясь что-нибудь заметить. Пожалел, что не подумал о бинокле. «Свет в окне, — написал он. — Жду?» Через несколько секунд получил «да», «ага» и «иду». Вскоре все собрались. Свет горел. Отошли немного в сторону, чтобы не видно было из дуба, и нашли лазейку в ограде. Только вернулись к дубу, как свет в дупле погас.
— Заметил и погасил, — прошептала Катя. — Наверно, смотрит.
Игорь подобрал маленький камешек, прицелился и бросил в окошко. Камешек засвистел, превратился в синий огонёк и взмыл в ночное небо. Ребята проводили его глазами и ещё минуту стояли с поднятыми головами. Игорь не выдержал и крикнул:
— Пожалуйста, ответьте, здесь кто-нибудь есть?
— Пожалуйста, ответьте! Откройте нам! — подхватили Катя и Костя.
Ответило эхо. Со всех сторон: «нам здесь ответьте откройте нам есть…»
— Не откроет, — махнул рукой Константин, — пошли.
Они уже повернулись, собравшись уйти, как тут же замерли: увидели свои тени в полосе яркого света.
— Почему не откроет? Откроет, — раздался сзади весёлый голос, — искренне рад ночным гостям! Милости прошу, проходите!
В проёме распахнувшейся в дубе тяжёлой двери стоял маленький человек с большой чёрно-седой бородой и молодыми глазами.
— И отвечу, и расскажу обо всём, что знаю. Проходите, пожалуйста, не бойтесь. Да-да, прямо сюда, в дуб. Осторожно, здесь лестница, узкая и винтовая, будьте внимательны. Не торопитесь. А вот моя комната.
Комнатка была совсем крохотной, но через минуту ребята об этом забыли. Хозяин предложил им сесть на чурбаки, и каждому подал по кружке с водой. Воду он набирал прямо из дуба: в стене был носик с краном. Кате вода показалась такой вкусной, что она выпила бы — так она подумала — целый бидон или кастрюлю.
— Не буду скрывать, — продолжил бородач, — я вас знаю, вернее, видел. Иных недавно встретил, — он улыбнулся Игорю, — и не во сне. Мы с тобой возвращались домой. Ты к себе, а я вот сюда. Конечно-конечно, вы хотите спросить, кто я такой, и как это я езжу на велосипеде по воздуху и по воде? Постараюсь объяснить, хотя словами не расскажешь. Я сторож. И когда мне надо отлучиться, вместо меня здесь дежурят помощники: кроты, ласточки, снегири зимой, круглый год вороны с галками, мыши. Все умеют правильно вести себя в случае опасности. А я охраняю храм и здесь, и ещё издалека, и всегда заранее.
— Понятно, — заметил Костя, — только откуда вы знаете, что кто-то в какую-нибудь ночь вдруг соберётся залезть?
— Ха! — воскликнул бородач.
Он вдруг округлил глаза и слегка хлопнул себя ладонью по лбу:
— Я же не назвал себя! Меня зовут Александр Александрович. Фамилию нужно? Она у меня начинается от папы, продолжается от мамы, а окончание в работе.
Ребята засмеялись и замотали головами: можно без фамилии.
— Друзья окликают меня просто: Сан Саныч. Одна знакомая Сойка, которая навещает нас раз в год, кричит кратко Сан и всё.
— Можно мы будем просто, Сан Саныч, — сказала Катя, — если вы не возражаете?
Сан Саныч не только не возражал, но именно этого и хотел.
— А меня зовут Екатерина, — Катя привстала и слегка поклонилась. Затем она представила Костю, Игоря и Соню, называя их полные имена.
— Вы спрашивали, — Сан Саныч вернулся к прерванному разговору, — как узнать заранее, если кто-нибудь вдруг собирается на такой отчаянный поступок? Если осмелится на него, то не вдруг. Откуда мне это знать? Ой! Да я и не знаю. Ну, залезет, ну даже обманет нас. Эх, несчастный. Если собрался залезать, дошёл до такого — тогда дело уже плохо. Поэтому высматривать покушение надо на далёких подступах. Воруют всегда только у себя. Наше дело — предупреждать, прокладывать честные пути. Понятно? И заодно прерывать коммуникации противника.
— Вообще-то, простите, не очень понятно! Какие пути? Кто ваш противник? — ребята заговорили, перебивая друг друга.
— Так. Опять сразу не объяснишь, — Сан Саныч вздохнул. — Лучше увидеть.
Никто до этого не заметил, что справа от окошка висела занавеска: ею был отгорожен угол комнаты. Сан Саныч быстро отодвинул занавеску, и ребята от неожиданности вскочили. Катя ахнула, а Соня как будто испугалась, во всяком случае, побледнела, и глаза её стали блестящими. В первое мгновение всем показалось, что они видят необычный свет, который клубится и дышит, расширяется и приближается, словно намерен заполнить всю комнату. Но нет — он оставался на месте. Он поблёскивал, как стеклянный шар, но если вглядеться, то походил скорее на круглое влажное облако. Вскоре стало ясно, что это не облако, а наша родная планета, окружённая сиянием и паром. Такой её видят космонавты из космоса. На планете было, конечно, всё, только маленькое: сверкающие вершины гор, от взгляда на которые хотелось прикрыть ладонью глаза, и серебряные льдины на полюсах, и гладкие золотые просторы пустынь, и тайга, похожая на тёмно-зелёный газон. По этому живому шару гулял неслышный ветер: лишь по белым барашкам на воде, и по змейкам пыли можно было предположить, что в океане сейчас шторм, а в Сахаре — песчаная буря. В диаметре шар составлял не больше метра, может даже и меньше. Впрочем, изумрудное и розовое свечение вокруг него не позволяло точно определить его величину. Ребята не могли знать, что навсегда запомнят его именно таким, выступающим из пара, разноцветным и радостным.
Шар-планета висела в воздухе. Неожиданно потянуло морским прохладным ветром, но тут же волна тёплого воздуха — запах спелых яблок и разогретого солнцем сена — перебила морское дыхание и овеяла комнату летним днём. Катя заметила, как заблестела ручка её кружки, и чурбаки, на которых сидели ребята, потеплели и словно округлились. Она осторожно подошла к шару и протянула к нему руку, но дотронуться не решилась. Игорь стоял, улыбался, потом не удержался и дотронулся. И как только его указательный палец коснулся поверхности, послышалась тихая музыка. Катя подумала, что никогда в жизни не слышала ничего волшебней и легче. Она и слов не находила, чтобы описать эту мелодию.
— Ой, — Игорь отдёрнул палец, как от огня.
— Ничего страшного, — успокоил Сан Саныч, — я и сам поступил бы так же. Ведь интересно же?
— Ещё как! — Катя не отрывала от шара глаз. — А это какие-то ручейки, похожие на вены или лучи, а может быть, это тропинки.
Костя начал шар обходить, внимательно вглядываясь в его узоры, то есть в горы, моря, тайгу и пустыни. Даже лёг на пол, чтобы посмотреть, нет ли под ним какой-нибудь подставки, стержня с проводком? Не нашёл и поднялся в недоумении.
— А как он держится? — наконец спросил он.
— А! Я вижу! Вон на чём он висит! — Катя даже подпрыгнула от своего открытия. — Смотрите, тонкая верёвочка, её еле видно.
Костя поднял голову, пригляделся и хмыкнул:
— Обман. Не зрения, а вообще. Тут какая-то уловка.
— Почему обман? — обиженно возразил Сан Саныч. — Он действительно висит на ниточке, только особенной.
Нить, если приглядеться, как будто жила какой-то своей жизнью: по ней сверху вниз пробегали искры, она подрагивала и замирала, иногда как будто удлинялась, но вскоре становилась короче, набухала, а через мгновение её едва можно было разглядеть.
— А к чему же эта верёвка крепится? — недоверчиво спросил Константин. — К потолку?
— Нет, выше, — ответил Сан Саныч.
— К верхушке дуба?
— Да нет, вероятно, ещё выше.
— А куда выше?
— Куда? Должно быть, очень-очень высоко, к тому, чего отсюда не видно.
— Да что вы такое говорите! — Костя фыркнул от возмущения, но тут же спохватился, понял, что реагирует невежливо.
А Соня тихо заметила:
— Ну а как же ещё? Вот наша большая Земля, на которой мы живём - она же не падает.
Игорь тем временем приблизился к шару, пытаясь разглядеть подробности. Ещё немного, и плывущие над шаром облака умыли бы ему нос и щёки, но Сан Саныч окликнул его, и всем предложил бинокли.
— Сейчас достану, — он выдвинул ящик письменного стола, — они у меня, правда, старенькие, вроде театральных, но кое-что вы усмотрите. Их можно настраивать, вот здесь колёсико.
Соня неуверенно взяла бинокль, приложила к глазам и опустила. Катя поступила почти так же, только немного дольше смотрела. Игорь свой бинокль так и не забрал. А Костя будто и не слышал, что предложил Сан Саныч.
— Не хотите? — понимающе спросил Сан Саныч.
— Не знаю, я, почему-то, не хочу, — ответила Соня.
— Начнёшь рассматривать, — попыталась объяснить Катя, — наткнёшься на что-нибудь отдельное и застрянешь. Это как на картине, не надо рассматривать каждый штрих. А так, когда всё в общем, когда видишь сразу всё, то это так здорово, что вот сидела бы перед этой планетой и любовалась. Прямо как самая лучшая на свете картина.
— А вообще, что это? — простодушно спросил Игорь. — Почему наша земля такая маленькая, и почему она здесь, в дубе?
— А я же сторож, — Сан Саныч заулыбался всем лицом, и морщинками на лбу, и как будто чёрно-седой бородой, — да, сторож, но специальный. Я обязался беречь то, что когда-то было, и непременно будет.
— Не надоело вам загадками говорить! — Костя на этот раз не старался скрыть досаду. — Всё намного проще. Я вас сейчас, дорогой Сан Саныч, выведу на чистую воду. Где у вас электрощит, или там рубильник какой-нибудь? Стоит вырубить электричество, и этот шарик погаснет, он просто игрушка…
— Не стоит, — серьёзно и грустно сказал Сан Саныч.
Наступило неловкое молчание.
— А хотите ещё воды? Или я подогрею чай? — Сан Саныч засуетился. — У меня печенье есть, и мёд с хлебом. Одну минуту.
Он бросился к столику в другом углу комнатки и достал из ящика корзинку с печеньем, потом потянулся к полке, на которой лежал пакет с хлебом. Костя в этот миг выскользнул в дверь. Сан Саныч вздрогнул, обернулся и застонал:
— Ой! Куда же он пошёл! Вернись немедленно!
Но было поздно. Раздался оглушительный гром, и свет в комнате погас. Это, как сказала после Соня, была не молния, но какой-то сильный и мгновенный пожар. И очень странный пожар, без огня и жара. В воздухе сразу запахло горелым. Пол под ногами исчез и все полетели вниз. К счастью, упали не с большой высоты. Катя ушибла колени, и оцарапала ладони и лицо: царапины неприятно щипали, особенно на лбу и левой щеке. А Соня ударилась, должно быть, сильно, потому что застонала. Катя подползла к ней — глаза уже привыкли к темноте после недавнего света — обняла её и сунула в руку платок, сама не зная, для чего.
— Не беспокойся, — улыбнулась Соня, — пройдёт. А ты как, тебе больно?
— Да что ты, чепуха.
— Посмотрите, — в нескольких шагах от девочек стоял Игорь и показывал на что-то дымящееся, — это же здесь был дуб. Сгорел! — Игорь чуть не плакал. — Вот всё, что осталось, кучка пепла.
— Нет! — голос Сан Саныча прозвучал неожиданно и совсем близко от каждого; все даже вздрогнули. — Слава Богу, это не всё, что осталось! Самое главное уцелело: люди, то есть мы. И… — он осторожно и ласково провёл ладонью по крышке большого квадратного рюкзака, который держал за верхнюю ручку, — и даже ещё кое-что сохранилось. Это наш будущий дом, наша планета, которой вы только что любовались. Она — здесь.
Сан Саныч отыскал глазами Костю и подошёл к нему: он как будто старался разглядеть лицо мальчика. Тот сидел почти у самого пепелища, скрестив ноги и склонившись к земле. Близилось утро и становилось прохладно. Костя чувствовал, что Сан Саныч смотрит на него, но лица не поднимал.
— Девочки, встаньте, пожалуйста, простудитесь, — Сан Саныч дождался, пока Катя и Соня поднялись, держась друг за друга, потом ещё раз бросил взгляд на Костю, вздохнул, пожал плечами и подошёл к ограде. Большой рюкзак был у него уже за спиной. Он схватился за верхнюю поперечину, а дальше девочки увидели, как рюкзак приподнял его и перенёс через ограду, а затем бережно опустил в седло старенького велосипеда. Вскоре Саныч скрылся за поворотом.
На следующий день, часов в шесть вечера, все четверо пришли к церкви. На том месте, где вчера дымились последние останки дуба, виднелась желтеющая трава. Будто она всё лето росла здесь, и её регулярно подстригали, как и всякую другую на церковных клумбах и газонах. В церкви шла служба, и ребята вошли внутрь. Костя, весь вид которого говорил о сознаваемой им вине, по дороге собирался просить прощения у Сан Саныча. «Я вчера был очень неправ, — говорил он, — на меня какое-то тупое упрямство нашло. Да и вообще, чего мне надо было? Дурак!»
Постояли в храме, прислушиваясь к тому, что читали и пели. Через некоторое время Костя с Игорем прошли вперёд, заглянули за столпы и даже осмотрели то место, где стоял хор из трёх женщин. Сан Саныча не нашли. А в храме всего было человек десять, и за всё время, что в нём находились ребята, никто не вошёл в него и не вышел. Решили ждать конца службы. Костя отправился исследовать церковный двор, а остальные сели на стульчики у входа в свечную лавку. Бессонная ночь накануне дала себя знать: все задремали. Очнулись от голоса церковницы:
— Ребятки, служба кончилась, я закрываю храм.
— А сторож? — удивилась Катя. — Сан Саныч не придёт?
— Саныч? А он в отъезде, сегодня я за него.
Так и ушли, понуро. Катя с Соней не встретили его и на следующий день, и ещё когда пришли, спустя несколько дней, тоже не увидели, а на вопросыим отвечали, что уехал, и когда будет, неизвестно. Наступила зима. Катя с Соней время от времени ходили на службы, не теряли надежды. Как-то раз Соня, по дороге из храма домой, поделилась с Катей мыслью, которая, вероятно, в ней давно появилась, но ждала своего часа.
— Надо, — сказала Соня, — всё-таки выяснить, что это было с нами в сентябре.
— А как?
— Просто, — ответила Соня серьёзно, — упрямо спрашивать.
— Спрашивать? — Катя не сразу сообразила, что Соня имеет в виду. — У кого спрашивать?
Соня удивлённо взглянула на подругу:
— Наверно у Того, Кто всё знает.
— Понятно.
И вот в одно зимнее утро, в воскресенье, Соня увидела в алтаре Сан Саныча. Она слегкатолкнула Катю. Катя сначала даже не поверила, потом присмотрелась: правда, это он, вот прошёл где-то в глубине, за Престолом, и после долго не показывался. Наконец появился из левой двери, держа на вытянутых руках огромную свечу: торжественно шествовал впереди священника. И когда сходил со ступеньки амвона, то еле заметно улыбался. Как будто говорил: «Знаю, что вы здесь, и я вот тоже при любимом деле. Правда ведь, хорошо?»
Служба закончилась, все постепенно разошлись. Из алтаря вышел молодой человек, который вместе с Сан Санычем ходил со свечами. Он был уже не в стихаре, а в зелёном свитере. Поцеловал икону и ушёл. Слышно было, что кто-то разговаривает, но слов нельзя было разобрать. Там, за завесами, кто-то звенел посудой и, вероятно, ключами. Девочки стали напротив алтаря, чтобы никого не пропустить. Наконец, вышел батюшка с помощником, закрыл дверь в алтарь на ключ и пошёл к выходу. Катя с Соней бросились к нему так стремительно, что он вздрогнул.
— Пожалуйста, — заговорила Катя, — а Сан Саныч ещё в алтаре?
— Так он ушёл уже!
— Как? — Катя с Соней воскликнули хором.
— Весь в разъездах, — батюшка рассмеялся, но тут же прибавил сочувственно, — сам не видел его месяца три. Диспетчерская у него сгорела, ему теперь приходится работать походно, вручную. Говорят, гости у него какие-то побывали, и вот тогда случилась авария. Вы не слышали? — батюшка поднял на девочек серьёзные глаза.
Катя с Соней не нашлись, что ответить. А батюшка развёл руками, и тоже быстро ушёл.
А потом наступила весна. Ни в храме, ни на улицах они Сан Саныча с того зимнего дня не встречали. Ребятам, Игорю и Константину, девочки не рассказывали о зимней службе, на которой Сан Саныч ходил со свечой. Соня вообще не отличалась разговорчивостью, а Катя смутно догадывалась, что почему-то не найдёт у Игоря понимания, тем более у Кости.
И действительно, где-то в начале марта Игорь в разговоре с Катей заявил: ему кажется, что всё, случившееся в сентябре было какой-то коллективной галлюцинацией, ну каким-то общим сном.
— Что-что? — нахмурилась Катя. — Что-то я о таком не слышала: чтобы один и тот же сон одновременно смотрели четыре человека. Это не серьёзно. Если бы ты мне рассказал про твои полёты и после объявил, что тебе всё приснилось, то я бы напомнила тебе, что Сан Саныч при всех сказал, что он тебе не снился, но вы вместе возвращались домой. Ты его видел на велосипеде, как он нёсся по облакам, а он смотрел, как ты параллельно с ним паришь, отталкиваясь от облаков ногами. Вы же не сговаривались?
— Ну ладно, допустим, — Игорь не находил ответа на свои недоумения, — а как же трава так быстро выросла на месте… Ну на месте того места..?
— Ну, скажи ты просто и честно: на месте дуба! — Катя казалась возмущённой.
— Ну, хорошо, дуба.
— Я тебя не узнаю. Ты стал какой-то то ли скучный, то ли поглупел.
Катя повернулась и пошла, не попрощавшись. Игорь догнал её:
— А почему ты вдруг? Какие у тебя аргументы? Ну, скучный, и что такого?
— А потому что вам с Константином безразлично и фиолетово, а нам с Соней дорого всё, что тогда случилось. Вы просто ничего не чувствуете! Вы думаете, что всё должно стать простым и вам подчиниться.
Игорь и на этот раз не ответил. Целую неделю ходил задумчивый, так что и дома, и в классе многие заметили, что с ним что-то происходит. Катя, как всегда, первая пришла на помощь:
— Обиделся?
— Думаю, чего именно я не чувствую.
— Всё не чувствуешь! Мы тогда столько всего увидели! Во-первых, таинственную чудесную планету. Во-вторых, мы были так удивлены: она оказалась нежной, чистой, и вся светилась. Не знаю, как вам, а нам с Соней не хотелось никуда уходить.
Катя стала руками описывать круги в воздухе, это было признаком сильного волнения:
— Игорёк, скажи, что из того, что мы сейчас не видим той планеты, не можем потрогать дуб, и Сан Саныч нам не попадается? Та планета не исчезла, она где-то есть, и мы её найдём, и Сан Саныч придёт на помощь, стоит только изо всех сил захотеть.
— Кто это мы?
— А! Так вы уже не в нашей команде? Тогда мы с Соней.
А Константин в первые дни после сентябрьского события чувствовал себя виноватым, но зимой как будто всё забыл, а в конце мая сердился и негодовал, когда ему напоминали о Сан Саныче, дубе и красивой планете. Однажды он раздражённо выпалил, что то, что случилось — чушь для маленьких детей, и что он правильно поступил, погасив картинку в углу коморки.
— А как же пожар? — не согласилась Катя.
— Не было пожара! — отрезал Костя. — Изображение вспыхнуло и нас слегка опалило. Чтоб я ещё гонялся за этим мошенником на велосипеде? Никогда!
Два дня спустя Константин и Игорь прогуливались вечером по тому самому бульвару, где в первый раз увидели Сан Саныча, проехавшего на велосипеде между домами. Небо было чистым, воздух тёплым, и люди уже одевались почти по-летнему. Вдруг они услышали, как кто-то зовёт их. Обернулись и глазам не поверили: их догонял Сан Саныч, помолодевший, с расчёсанной бородой. Он бежал, что-то держа в поднятой правой руке и, подбежав, не сразу заговорил, отдышался:
— Ищу вас часа два, бегаю по бульвару, вы же здесь часто гуляете?
— Сан Саныч, — Игорю от радости хотелось его обнять, но что-то удержало его, — а мы вас ищем полгода, с осени. Где ваш велосипед?
— Всё с велосипедом! Пора поумнеть, — Сан Саныч тряхнул бородой и поправил скрывавшийся под ней галстук. Странно он выглядел в синем костюме, лакированных ботинках и бордовом галстуке. — Да! События минувшего сентября подтолкнули меня к необходимости создать исследовательский центр. Теперь у меня не планетка за занавеской в дупле дуба, но мощная организация по управлению планетарными процессами: Центр управления землёй. И я его Генеральный директор и Президент. А вас, как старых приятелей и вообще людей, которые стоят у истоков этого успешного начинания, я приглашаю посетить нас. Не сомневаюсь — вам понравится. А может быть, и пригодитесь, как молодые и перспективные сотрудники. Вот моя визитка, здесь адрес — Проспект Прогресса, дом минус восемь, ЦУЗ. И вот пластиковые пропуска, держите. На входе ничего говорить не надо, вся информация записана. Жду.
Он слегка поклонился и исчез среди прохожих.
— Вот это встреча! — Константин вертел в руках визитку и пропуск. — А круто, да?
— Не знаю…, — Игорь смотрел на свой пропуск хмуро.
— Чего ты выдумываешь? — Костя сунул подарки в карман. — Мне кажется, там у них всё должно быть суперски.
— А быстро у тебя меняются настроения.
— Просто я не упёртый, — Константин посмотрел время в телефоне. — Меняется ситуация, и надо действовать. Честно говоря, мне страшно хочется попасть к ним. Пойдём?
— Я подумаю, — сдержанно ответил Игорь.
Костя не стал уговаривать, пожал Игорю руку и они расстались. Игорь решил рассказать о неожиданной встрече Кате и Соне. Рассказал тем же вечером, не тратя лишних слов — самую суть.
— Здесь что-то не так, вероятно, ловушка, — Соня произнесла то, что у всех было на уме. — Покажи пропуск.
— Я его выбросил, стало противно. Как гадость какая-то, ядовитая.
— Может быть, этот модный Сан Саныч был актёр? Или секретный двойник? — Катя пытливо взглянула на Игоря. — Как ты думаешь?
— Всё может быть, хотя похож страшно. Но чего только не может сейчас наука. Вот если бы так оказалось, — вздохнул Игорь, — что где-то есть настоящий Сан Саныч. Как бы нам на него выйти?
— Очень просто, — тихо ответила Соня, — мы молились, и увидели с Катей Сан Саныча. Помнишь, зимой, со свечой?
Игорь ничего не сказал, взгляд его сделался мечтательным, что-то виделось ему… На этом расстались.
На следующий день перед первым уроком Катя караулила друзей в вестибюле, напротив входных дверей. Она прислонилась к стене, под большими круглыми часами, которые показывали 8.15. Вид у неё был крайне взволнованный. Игорь с Соней вошли почти одновременно, она бросилась к ним и чуть не сбила первоклашку.
— Ты воще смотришь, куда летишь? — услышала она низкий голос мамы той девочки, перед которой Катя в последний миг остановилась.
— Простите, пожалуйста, — Катя прижала ладони к груди.
Игорь и Соня стояли перед ней и ждали новостей. Было ясно, что случилось что-то необычное.
— Завтракаю, — Катя заговорила так, как будто они час назад разошлись по домам, — пилюк, сообщение. Откуда он только мой номер-то узнал!
— Кто?
— Ну, кто же ещё! Настоящий. Прямо сердце вздрогнуло и подсказало, что это от настоящего Сан Саныча. Вот, пишет: «Собираемся в 15-00 в сквере у здания ЦУЗ, пр. Прогресса. С-ч».
Без десяти три все уже стояли на назначенном месте. Оказалось, что Сан Саныч давно их ждёт за высоким самшитовым кустом, из-за которого их окликнул.
— Посоветуемся здесь, — Сан Саныч вкатил велосипед поглубже в куст и снял с багажника квадратный рюкзак, который ребята видели на нём в ночь пожара, — здесь в сквере всюду камеры, но они просматривают только аллею и захватывают ещё ту сторону деревьев. А где мы сейчас, им не видно. Четыре пропуска у меня есть. Там всем заправляет мой двойник, вы уже догадались. Он заманил туда многих способных людей. Они сейчас ставят эксперименты. Их цель — как можно скорей подчинить себе нашу планету, полностью. Кое-что уже сбывается, но все мы, как правило, хотя и замечаем перемены, но думаем, что как-нибудь пронесёт. Наша задача вот в чём: приостановить их, затормозить эксперименты, и тем самым сохранить ещё на земле умную и добрую жизнь. Итак, входим в Центр и следуем за мной, не отстаём ни на секунду: у меня в голове подробная схема, мы не должны заблудиться. В зале управления всем стоять в тени, под балконом, и не высовываться! Как бы ни захотелось, ясно?
Сан Саныч раздал пластиковые карточки, затем достал из кармана баллончик и распылил по всей бороде рыжую краску. Надел тёмные очки. После всего поднял за верхнюю ручку рюкзак. Тот как будто ждал своей минуты: лямки сами проделись в руки Сан Саныча и обняли его плечи; затем рюкзак немного поёрзал у него на спине, ища удобного положения, и застыл.
— Надо хоть немного изменить вид, — Сан Саныч погладил бороду, — теперь вперёд.
В холле Центра он повернул направо и поднялся по широкой лестнице на площадку перед лифтами. Друзья старались не отставать. В лифте на Сан Саныча уставился молодой человек с большой папкой в одной руке и с рацией в другой. С почти не скрываемым удивлением он переводил взгляд с его лица на кеды и потёртый пиджак. Но Сан Саныч как будто не замечал любопытного соседа по лифту, держался невозмутимо, как совершенно свой в учреждении. Выйдя на третьем этаже, Саныч повернул налево и спустился с друзьями на один лестничный марш, затем резко остановился, прислушался и тихо скомандовал: быстро наверх, обратно! Видимо, таким манёвром давал уйти молодому человеку. Все бросились за ним, перепрыгивая через ступеньки. Катя запомнила только спину Игоря, а потом вдруг увидела много света в высоком зале, огромный экран во всю стену и ряды сидящих перед мониторами людей. Между рядами и экраном, слегка развёрнутая к сотрудникам, отдельно возвышалась невысокая конторка, за которой кто-то сидел. Друзья прижались к стене, в том углу, где была небольшая тень от нависавшего балкона. Неизвестно, что чувствовал Сан Саныч, но Катя и Соня вздрагивали от каждого проходящего мимо. И Игорь, скорее всего, тоже волновался, потому что поминутно вбирал голову в плечи. Все боялись, наверно, одного: вот сейчас подойдут и спросят: «А вы кто такие, как сюда попали?»
Отовсюду, от всех столов и приборов, шёл негромкий и ровный гул; над высоким залом нависал огромный экран, показывавший звёздное небо. Это ночное небо было не таким, какое можно увидеть в телескопе. В телескопе оно живое, мигающее, с гаснущими на глазах хвостами комет, с падающими звёздами.
Но на зал давило неподвижное небо, остановившееся: оно чем-то напоминало мёртвое лицо и одновременно подробную карту: на этой карте люди рисовали оранжевые, зелёные и красные молнии; на ней возникали и исчезали стрелки; её перечерчивали ломаные и волнистые линии диаграмм; проступали и таяли синусоиды; вспыхивали и лопались разноцветные шарики. Прошла минута, и в зале раздался знакомый ребятам голос, но только странно звенящий металлом и иногда как будто плывущий. Голос напоминал голос Сан Саныча, но Сан Саныч стоял рядом и не открывал рта.
— Внимание! — звенел металлом начальник зала, — готовность — три минуты; молнии, проколы коры и средства воздушной коррекции проверены; службы сдвигов и модуляций работают в штатном режиме. До падения шара остаётся две минуты сорок секунд. Проверка ноль два.
Секунд за десять до объявленного падения на столах, балконах, и даже в полу и стенах зажглись прожектора: свет их устремился в одну точку на звёздном потолке. Там, в высоте, вдруг стал виден небольшой тёмный шар, нанизанный на трос. Трос был натянут как струна, и крепился нижним концом к помосту в центре зала. Раздался бой барабанов и тут же стих. Знакомый металлический голос отсчитывал: «Четыре, три, два, цель!» Шар дрогнул и медленно пополз по тросу вниз. В него мгновенно полетели молнии и стрелы, его расстреливали со всех мониторов: он бился на своём тросе, подпрыгивал, пытался уклониться, сжимался и вытягивался, и из образовавшихся на нём трещин лилась вода, чёрная жидкость и огненные ручейки.
— Покажем ему, — кричал странный голос, — как надо подчиняться! Весь мир должен понять, что хозяева в нём мы, люди прогресса и власти! Когда-то земля казалась необозримой, а она бессильна и стара, и всего величиной с мяч. Ею можно играть в футбол!
По рядам работников пронёсся хохот одобрения.
— Шар времени, ха-ха, — продолжал надрываться невидимый начальник, — вот теперь от нас зависит, продлим ли мы его время, или нет! Силы 00 минус восемь, внедряйтесь вглубь коры, глубже! Если расколется — замажем разломы пересаженной тканью! Генеральная репетиция! Скоро так запрыгает вся эта планета.
Соня и Катя переглянулись, им обеим показалось, что шар простонал от боли. Сан Саныч зажмурился, а Игорь опустил голову. Катя что-то шепнула Соне и кивнула в сторону конторки: за ней сидел страшно похожий на Сан Саныча его двойник. Это он выкрикивал все команды.
— Ядерщики, — двойник хрипел, — готовность минус семь: ускорение!
Шар как будто съёжился, по нему прошла судорога, он покачнулся и начал вращаться. Вращался он всё быстрее, а двойник поднялся за конторкой во весь рост и восторженно требовал ещё увеличить скорость. Через несколько секунд все неровности, океаны, снега и пески на шаре покрылись пеленой, и весь он превратился как будто в облако пара.
— Бомбардировка нейронной энергией, пуск! — хохотал двойник. — Это не для жалостливых особ! Молнии выбирают глупых, упрямых, всех противников прогресса и науки. Живёт такая мразь и думает, что она у себя дома и ей нечего бояться. Мы заставим их шарахаться от собственной тени! Наши лучи будут поражать их прямо в сердце! Когда рассеется туман…
Он не закончил, прервался на пол слове. Кто-то подошёл к нему с делом, вероятно, очень срочным. Говоривший всё время оборачивался и указывал рукой в ту сторону, где стоял Сан Саныч с друзьями. Катя шепнула Соне, что это, кажется, тот человек, который ехал с ними в лифте. Двойник выслушал его, сел в кресло и внимательно посмотрел в угол зала.
— Господа, я только что получил важную информацию: в наши ряды проникли враги науки. Выйти из нашего Центра они уже не должны! Мы сможем продолжить эксперименты после их выявления и уничтожения. Свет в сектор В-1!
Когда он ещё только начал говорить о важной информации, у ребят уже упало сердце. Соня схватилась за Катину руку, а Игорь закусил нижнюю губу. Сан Саныч в этот миг опустился перед рюкзаком на колени: планету следовало быстро освободить, расстегнув замки и развязав тесёмки, и дать ей возможность выплыть над рядами программистов и сразиться с противником. Но он не успел… Внезапно их угол под балконом залил яркий свет. Немного привыкнув к нему, ребята увидели, что весь зал, сотни глаз внимательно рассматривают их.
— Служба безопасности, — скомандовал двойник, — вывести всех вперёд. Главное, берите рюкзак. Четыре человека. Он тяжёлый! В нём самое важное — наша врагиня, чистенькая планета. Толкайте рюкзак, волоките. Суд будет коротким!
Высокие краснолицые люди в тёмных комбинезонах бросились к рюкзаку и потащили его. Другие нацепили Санычу наручники, обвязали ноги у щиколоток ремнём восьмёркой, подхватили под руки и понесли; на Игоря накинули что-то похожее на ошейник с поводком, надели наручники и повели его следом; девочек схватили за косы, связали руки и тоже поволокли к конторке. Никто не сопротивлялся, и даже звука не издал. Но их всё равно тащили так, будто они упирались.
— Поставьте их лицом к залу! Нет, не так! Перевяжите их всех вместе одной клейкой лентой, чтобы не шевелились и не падали. Прихлопнем разом. А вы — он повернулся к сотруднику, который, судя по его особой форме и жёлтым нашивкам на рукавах, был начальником охраны — развязывайте рюкзак, распарывайте его. Нечего возиться. Я даже не мечтал о такой скорой удаче: нам повезло! Сейчас самая ценность у нас в руках, и её, это зерно, как они говорят, будущей земли — двойник застонал от предвкушаемого удовольствия — мы сейчас раздавим, сожжём, развеем по ветру без следа.
Наступило молчание. Об избитом шаре, который только что мучили программисты, все забыли. Туман отлетел от него и растаял в воздухе. Сморщенный, тёмно-коричневый, он завис метрах в шести от пола, продетый тросом. Весь зал напряжённо ждал вскрытия рюкзака. Многие поднялись из кресел, а некоторые вышли из рядов. О Сан Саныче и ребятах, то есть о том, что их надо всех обвязать лентой, тоже забыли. Отложили в виду более важного события.
Начальник подошёл к рюкзаку, держа в руке специальный нож-лезвие. Ему понадобилось несколько взмахов, чтобы ремни и застёжки упали на пол. Он откинул матерчатую крышку, потом раскрыл ещё две малые внутренние накидки. Уверенно провёл ножом по рёбрам рюкзака: они раскрылись на все четыре стороны. Сан Саныч с ребятами опустили головы: они не могли, не хватало духу увидеть свою драгоценную планету несчастной и осуждённой на казнь. «Не умереть бы прежде неё! — прошептал Сан Саныч. — Чем я в силах ей помочь?»
В это мгновение весь зал дружно ахнул, послышались какие-то неразборчивые восклицания, разговоры. Сан Саныч поднял глаза. От того места, где должна была лежать поверженная планета, всюду струился и разливался свет. Сан Саныч смотрел внимательно и чуть не плача от восторга. Там, в углу, находилась уже не планета, а живое существо. Вот оно встало во весь рост и начало расправлять крылья: одним крылом оказалась Африка. Она медленно приподнялась, до этого прижатая плотно к туловищу, и простёрлась над полом. А вслед за первым крылом зашевелилось второе — Южная Америка. Она задрожала, тоже приподнялась и потянулась навстречу первому. Оба крыла наполовину закрыли собой бело-зелёный Атлантический океан, напоминавший грудь необыкновенной птицы. Могучее тело венчала человеческая голова, седая, но на светлом лице не было видно ни единой морщинки. Ноги были обуты в сверкающие, будто ледяные, сапоги, а от рук-крыльев исходила невидимыми волнами сила, не ощутить которую было невозможно. Охранники отшатнулись, попятились, двое даже свалились на пол, а некоторые любопытные сотрудники вскочили со своих рабочих мест, встали на столы и старались сфотографировать чудесное явление. Но все телефоны разрядились, ни один не смог зафиксировать чудо. А живая планета, похожая на птицу или на ангела, повернулась к директору и взглянула на него так внимательно, что по лицу директора прошла судорога. Она сделала всего несколько шагов в его сторону и остановилась.
Внезапно над головами кто-то громко зарыдал: «Наконец-то, наконец ты пришла, как я долго тебя ждал!» Это вопил и стонал избитый шар времени. Он отчаянно раскачивал трос, пытаясь оторваться от него. Трос не выдержал, со звоном лопнул, и шар полетел прямо в объятья ангела. Ангел-планета распахнула свои огромные крылья, и шар исчез, погрузился в мягкие недра, для него родные.
Двойнику удалось выйти из оцепенения. Он овладел собой и выхватил из внутреннего кармана пиджака небольшую палочку, что-то вроде указки с фонариком на конце. С этим лазерным пистолетом он, видимо, не расставался. По его бледному лицу можно было понять, что он использует сейчас свой последний шанс. Если не сумеет попасть в планету и поразить её, то ему придёт конец.
— Сан Саныч, — Катя запричитала в ужасе, — он сейчас убьёт её. Что нам делать? Что-то ведь надо делать!
— Нет, не убьёт, — Сан Саныч говорил еле слышно, стиснув зубы. — Её нельзя убить. Но он попадёт, случится беда. Это будет страшно, да. Надо пережить.
И тут из рядов программистов к конторке метнулся человек и прежде, чем охранники спохватились, обнял директора сзади и попытался вырвать у него пистолет. Директор и Константин — этим человеком оказался он — боролись отчаянно, молча, пот капал с их лиц, трещали швы на пиджаке и рубашке, и неизвестно, кто победил бы в этой схватке, но охранники очнулись и подоспели начальнику на помощь. Костю бросили на пол и привязали к ножке ближайшего стола. А двойник навёл кончик луча на левую половину груди приблизившегося к нему ангела, точно на то место, где у людей сердце, и нажал кнопку на пистолете. Оранжевый кончик луча, величиной с горошину, как будто вцепился в бело-зелёное перо, появилась тоненькая, сначала почти незаметная, ниточка дыма, и за ней язычок пламени. И вскоре по всему оперению ангела-планеты, от груди к ногам и ввысь, к голове, стал разбегаться огонь — планета как будто таяла и осыпалась в пламени, и ещё немного, она бы погибла, но…
Но грянул гром, на мгновение всё вспыхнуло ослепительным светом, и тут же наступила непроглядная тьма. Сильно запахло гарью, как после пожара. Слева и справа что-то затрещало и начало лопаться — это разрушались и падали стены и потолок, как будто они были картонными. Люди, столы и мониторы, балконы и лампы — всё полетело куда-то вниз. Центр управления землёй рассыпался почти бесследно, в труху. Стал снова землёй. Вероятно, сорвавшись с высоты и попадав как попало, никто не разбился, потому что не слышалось ни стонов, ни криков. Рядом с Костей и Игорем стоял, пошатываясь, какой-то молодой человек и слегка тряс головой, словно пытался прийти в себя после сна или кошмара наяву. Дым некоторое время покрывал то место, где недавно сверкал стёклами дом минус восемь.
Вскоре дым унесло налетевшим ветром, и от исчезнувшего Центра осталась небольшая горка пепла. На ней лежал, не шевелясь, бывший генеральный директор заведения. Растерянные сотрудники выбирались на тротуар и расходились кто куда, отряхиваясь, озираясь и проверяя содержимое своих портфелей или сумочек. Трудно объяснить, каким образом так получилось, но все держали в руках не чужие, а собственные портфели. А по проспекту, как ни в чём не бывало, носились машины и ходили прохожие. Лица некоторых людей выражали серьёзную заботу, другие выглядели уставшими, третьи думали о том, что о них могут подумать встречные. И ещё многие смотрели в экраны телефонов, кто-то даже на бегу, а иные, сидевшие в трамваях, троллейбусах и электробусах, не шевелясь.
Тем временем над городом взошла большая планета. Не луна, а именно большая планета. Она неярко переливалась разными цветами: тусклым золотом пустынь, изумрудными просторами океанов и тёмно-зелёными коврами лесов. Ребята её сразу узнали, хотя она отличалась от той, что помещалась в дубе: эта была много больше прежней, и уже не сверкала так, что приходилось зажмуриваться, и не умывалась обильными дождями, и не покрывалась островами облаков. Она поднялась над домами и высотными башнями и остановилась. Но не застыла, как неживая, а еле заметно покачивалась и как будто дышала. Она закрыла собой целую четверть неба. Словно второй город встал над городом обычным. Но никто из прохожих не замечал её, не останавливался, подняв голову. Никто из тех, кто ехал в машинах или в электробусах, не звал соседа к окну, чтобы тот посмотрел на невиданное явление. Если бы заметили, то, может быть, и испугались. Нет, никто не пугался и не изумлялся. Скорее всего, потому, что никто не смотрел вверх. Иначе такое событие не осталось бы незамеченным.
А Костя и Игорь, и Катя с Соней, хотя и обрадовались тому, что увидели чудесную планету целой и могучей, но до полной радости им не доставало Сан Саныча. Они искали его глазами среди бывших работников ЦУЗа; вот уже последний, ощупывая карманы пиджака и брюк, побежал к маршрутке, а Саныч так и не появился. Они ещё немного подождали, потом перебежали дорогу и вошли в сквер. И лишь только устроились на скамейке, чтобы посовещаться, как из-за кустов вышел их дорогой бородач, ведя рядом с собой, почти как коня под уздцы, свой старенький велосипед.
— Ура! Сан Саныч! Вы живы! — все бросились обнимать его. — А там лежит этот, ну, этот, директор, — сказал озабоченно Игорь.
— Полежит и встанет, — усмехнулся Сан Саныч, но улыбнулся он как-то грустно, с какой-то горечью, как показалось Игорю и Кате — они потом долго ещё обсуждали всё увиденное в тот день. — Не беспокойте его. Не наше дело мстить. Он и его помощники всё равно не успокоятся, им не позволят завистливые духи, с которыми они сроднились. Они когда-нибудь дадут нам серьёзный бой. Измучают нашу землю. Даже покажется, что всё погибнет. Но это будет не конец. Тогда родится совсем новая земля, и мы встретимся.
— А теперь, разве мы не встретились? — Соня слушала рассеянно, но при последних словах встревожилась.
— Конечно, да ещё как! И вообще мы теперь друзья. Но тогда, на новой земле, встретимся навсегда. А теперь у меня серьёзное дело, — Саныч показал рукой в сторону горизонта, — посмотрите, видите её? Не уходит, хотя могла бы уже стать звездой. Ждёт меня, чтобы мы с ней поговорили лицом к лицу. Вот, отправляюсь в тот мир; надеюсь, скоро вернусь.
— А нам можно с вами? — ребята обрадовались.
— Нет, к полётам вы ещё не готовы, пока. А знаете, настанет время, и наша земля станет такой же, как та, которая сейчас в небе, над нами. Но только намного-много больше. На ней тогда можно будет путешествовать бесконечно, и никогда не устать от того, что увидишь и узнаешь. И она уже не будет ни стареть, ни худеть, и не потемнеет. Не теряйте времени на пустяки! До встречи! Найдёте меня там, где мы с вами впервые увиделись.
И Сан Саныч вскочил на велосипед и покатил по проспекту так быстро, что через пять секунд его фигурку едва-едва можно было различить вдали.
— Вон он! — закричал Костя. — Видите, огонёк поднимается в небо. Вот сейчас сядет на планету. Видите? Удачно, есть! А вот он уже летит обратно, надо же, как быстро. Там, наверно, по-другому течёт время.
И действительно, яркий огонёк коснулся планеты и взметнул вокруг себя облачко пыли, а может песка, и после этого не погас, а продолжил светиться. Вскоре он направился к земле. Это отметили все. И все, когда вспоминали пережитое, соглашались в том, что как только встреча планеты с её сторожем совершилась и тот, попрощавшись с ней, полетел назад, продолжать свою службу, чудесная планета начала быстро уменьшаться и вскоре превратилась в звезду, подобную многим другим, смотрящим на нас из тёмно-синего неба.
Подробнее...