Правкруг.рф

Предлагаем нашим читателям интересное историческое исследование молодого историка Владимира Сизова, сотрудника Музея-заповедника А. С. Пушкина, посвященное нашему краю и, в частности, исчезнувшим поселениям, память о которых хранят архивы, и следы которых можно обнаружить в окрестностях. Это — история нашей малой родины, и в ней, как в капле воды, или как в драгоценной жемчужине, добытой исследователем, отражается история родины большой. В предлагаемой статье много ценного и поучительного; за её составлением стоит огромная работа и радующая заинтересованность, что следует по достоинству оценить и за что — от всей души поблагодарить.

Но редакция нашего сайта оставляет за собой право не соглашаться с иными оценками прошлого, изложенными в данном материале. Так, например, царь Иоанн IV (автор никогда не называет его «Грозным») заслуживает, возможно, по некоторым материальным, вещественным признакам звания великого реформатора, но он должен называться и великим разорителем русской земли. Всё или многое перечислено из его деяний на странице 10 (сомнения вызывает, однако, взвешенность церковной реформы), кроме одного: он создатель и могучей карательной машины, истреблявшей крамолу в государстве. Как это всегда бывало – вместе с одним негодяем погибало десять лучших людей. Эти подробности, увы, мало волнуют, но только до той поры, пока сам не подвергнешься вопиющей несправедливости и не попадёшь на плаху, оставляя по себе вдову и сирот. Число невинно убиенных самим Грозным или по его прямому распоряжению — внушительно. Среди них — русские святые. Он был вдохновляющим примером для Сталина. Глубокие духовные причины Смуты, о которой речь в этой статье, уходят корнями, среди прочего, и в произвол, жестокость и вопиющую безнравственность самодержца. Учитывать эти духовно-нравственные факторы истории России необходимо.

К счастью, в картине истории есть не только верхи и парадные грани; есть и тихие уголки. В мирных и трудовых селениях, городках, крепостях, в их самобытности, стойкости и верности традициям больше здорового и подлинного, чем в официальном и парадном блеске. Жизнь глубинок объясняет, почему, несмотря на жестокость и безнравственность политики — страны и народы выживают и сознают себя через столетия наследниками и продолжателями светлого и доброго в собственном прошлом.

Вяземский ям — место в истории нашей страны замечательное и удивительное, известное в XVI в. далеко за пределами Московского государства. Это один из наиболее ранних ямских станов, который функционировал с конца XV в. по конец XVI в. на ключевом направлении международных коммуникаций между Московской Русью в Центральной Европой. Современное село Большие Вяземы и старинный Вяземский ям, несмотря на то, что являются разными поселениями как по своему типу, так и по географическому положению, имеют тесные исторические связи^[1]. По сути, там, где заканчивается история Вяземского яма, начинается история Больших Вязем. Учитывая историческую преемственность, историю села Вяземы следует начинать именно с Вяземского яма.

На протяжении всего XV в. происходит стремительный процесс возвышения Московского государства, а к концу этого столетия на востоке Европы складывается мощная держава, ставящая задачу занять первостепенное место в международной политике. Понимая высокую роль дипломатии в распространении влияния в этот период, Московская Русь стремится со своими соседями установить постоянный дипломатический контакт, заключающийся в регулярном обмене посольскими делегациями.

По документам посольского приказа нетрудно проследить рост дипломатической активности Московского княжества в течение XV – XVI вв. В свою очередь, ключевым событием в данном процессе становится присоединение в 1514 г. города Смоленска, благодаря чему международные контакты Московской Руси с европейскими державами значительно расширяются. Смоленск оказывается западными воротами Московской Руси — своеобразным окном в Европу. Испокон веков этот город имел тесные связи с центральной Европой, и вплоть до конца XVII в. именно через Смоленск происходит движение многих европейских посольств, как в Москву, так и в обратном направлении. В том числе, благодаря путешествиям дипломатов, дорога, связывавшая Москву и Смоленск, начинает стремительно развиваться, приобретая стратегическое значение. Уже в первой половине XVIв. Смоленская дорога, или, как она часто именуется в исторических источниках, Большая Можайская дорога превращается в одну из главных политико-экономических артерией Московского государства.

Дорожная сеть западного Подмосковья в XV – XVI вв.. Показаны основные пути сообщения – существующие в настоящий момент и реконструируемые (пунктир). Цифрами на схеме обозначены: 1 – Дорогомилово; 2 – Мамоново; 3 – Никольское-Вяземы; 4 – Вязема (Вяземский ям); 5 – Сидоровское; 6 – Крылатское; 7 – Успенское (Вяземское); 8 – Звенигород; 9 – Кубинское; 10 – Крутицы; 11 – Руза; 12 – Можайск; 13 – Борисов городок; 14 – Верея.

Изначально маршрут старинной дороги на Можайск проходил вблизи берегов Москвы-реки, через Звенигород и Рузу^[2]. Вот толькоэта дорога имела ряд серьезных недостатков. Во-первых, приходилось несколько раз пересекать саму Москву-реку, что существенно замедляло движение. Во-вторых, в период осенне-весеннего межсезонья из-за разлива реки по отдельным участкам этой дороги передвигаться становилось практически невозможно.

В связи с потребностью более удобного, всесезонного сообщения с Можайском начинает формироваться новая дорога, проходящая южнее правого берега Москвы-реки. Из-за скудности исторических источников трудно сказать о точном времени ее появления, однако, по всей видимости, в качестве основной дороги на Можайск она окончательно устанавливается не ранее середины XV в^[3]. Одним из первых письменных свидетельств о Можайской дороге являются воспоминания венецианского посла Амброджо Контарини, который в 1476 г. возвращался по ней на родину. По прибытии в Венецию Контарини издал рассказ о своем непростом путешествие, где Можайскую дорогу описал так: «Государь дал нам проводника с повелением менять его от места до места. К вечеру остановились мы в небольшой плохой деревушке, и хотя я знал наперед, что мне придется вытерпеть в пути множество хлопот и беспокойства как по причине стужи и снегов, так равно и потому, что дорога наша шла почти беспрерывно лесом, однако я презрел всеми этими неудобствами и решился без малейшего страха ехать день и ночь, столь велико было мое нетерпение выбраться поскорее из этих стран. 22 числа оставили мы означенную деревушку и, продолжая при сильной стуже безостановочно путь свой по лесам, прибыли 27 числа в небольшой город, именуемый Вязьмою. Тут переменили мы проводника и, отправившись с ним далее, достигли другого города, называемого Смоленском, где также взяли нового проводника. … Иногда попадались нам по дороге маленькие деревушки, в которые мы заезжали для отдыха; чаще же проводили ночь в лесу. В полдень останавливались мы для обеда и почти всегда находили на снегу остатки разведенного огня, забытого, вероятно, путниками, прежде нас тут бывшими, а также проруби во льду для лошадей и разные другие признаки недавнего ночлега»^[4]. В своем рассказе Контарини отмечает совершенную неустроенность дороги, что может указывать на недавнее начало её использования для международного сообщения.

Во время правления князя Ивана III процесс формирования единого Русского государства переходит в завершающую стадию, значительная часть земель бывших удельных княжеств присоединяются к Великому княжеству Московскому. Для усиления контроля над новоприсоединенными территориями князь Иван III начинает активно развивать дорожное сообщение в своем государстве. В развитии дорог он видит главное средство для централизации власти и упрочения влияния Москвы. Как полагается, благодаря именно Ивану III на главных дорогах страны начинают массово устраиваться специализированные поселения — ямские станы или просто ямы. Создавались ямы как места замены лошадей, пополнения припасов, отдыха, а также передачи почтовых сообщений. Слово «ям» происходит от татарского слова «дзям» — «дорога»^[5]. Практику обустройства дорог ямскими станами Русь перенимает у Орды, которая, в свою очередь, позаимствовала данный опыт в Китае^[6]. Оборудование дорог ямскими станциями значительно облегчает и ускоряет перемещения на большие расстояния, что ввиду протяженности границ Русского государства имело стратегическое значение^[7].

Иностранцы, побывавшие на Руси, нередко восхищались столь эффективной организацией дорожного движения. К примеру, австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн так писал о русской ямской службе XVI в.: «Великий государь, князь московский, имеет по разным местам своего княжества ямщиков с достаточным количеством лошадей, так что, куда бы ни послал князь своего гонца, везде для него найдутся лошади. Гонец имеет право выбирать коня, который ему покажется лучшим. На каждом яму лошадей меняли; в свежих не было недостатка. Кто требовал 10 или 12, тому приводили 40 или 50. Усталых кидали по дороге и заменяли другими, которых брали в первом селе»^[8].

В начале XVI веке устройство ямов было достаточно простым: состоял он из ямского двора, включавшего в себя обычно две-три избы, иногда немногим более, а также сенники и конюшни^[9]. На дороге между ямскими станами обычно соблюдался интервал в 30-40 верст, что примерно соответствовало световому дню пути. Заведовали ямами ямщики. В первой половине XVI в. их на ямах было немного: иногда двое-трое, иногда несколько больше^[10]. До середины XVI в. ямщики не занимались ямской гоньбой, то есть не перевозили пассажиров и грузы, а были должностными лицами, следившими за содержанием яма. Должность ямщика была выборной. Как правило, они выбирались из местного населения. В этот период основная функция ямщиков сводилась к контролю над выполнением населением ямской повинности, так называемой «ямщины». Следует уточнить, что ямская повинность полностью возлагалась на жителей близлежащих к ямам населенных пунктов. Заключалась «ямщина» в обеспечении населением ямских станов, то есть окрестные жители были обязаны по первому требованию ямщиков выставлять на ямы определенное количество подвод с лошадьми^[11], заниматься ямской гоньбой и снабжать ямы всем необходимым провиантом — «кормом». Кроме всего перечисленного, население платило в казну ямской сбор, обязывалось расчищать дороги, устраивать мосты и гати, а также строить и чинить ямские дворы^[12]. До середины XVI в. ямская гоньба полностью велась местным населением его лошадьми и его людьми. Ямщики же ведали распорядком по гоньбе: смотрели, чтобы на яму всегда было необходимое число подвод, лошадей и продовольствия^[13]. Важно подчеркнуть, что ямская повинность с постоянным увеличением роста интенсивности движения по дорогам была крайне обременительна для населения: именно на крестьян близлежащих к яму поселений ложилась вся тяжесть ямского строя. Эта проблема отчасти была решена в ходе ямской реформы середины XVI в., речь о которой пойдет несколько позже.                 

Иностранные посольства отправлялись на Русь нечасто, однако такие миссии всегда имели серьезные государственные задачи. Вплоть до реформ Петра I ямские станы играли значительную роль в Российской дипломатии. Во время движения по территории России иностранным послам разрешалось останавливаться, не считая редких исключений, только на ямских станах. От достаточного снабжения их подводами и кормами на ямах в некоторой степени мог даже зависеть успех всей посольской миссии. Важно подчеркнуть, что иностранные послы являлись эмиссарами зарубежного монарха, поэтому в общении с ними русская дипломатическая традиция предполагала особый церемониал. По пути следования в столицу общаться послам следовало только с сопровождавшими их посольскими приставами. Посольские приставы — это чиновники, координировавшие перемещение дипломатов. Они встречали послов на границе, обеспечивая безопасность, сопровождали в пути, размещали на ямах, следили за продовольственным снабжением миссии, а также отправляли извещения о приближении посольства к столице. Взаимоотношения послов с приставами не всегда были тёплыми, о чем массово свидетельствуют дневники иностранных дипломатов и российские посольские книги^[14]. Однако факт столь серьезного подхода к организации движения иностранных дипломатов представляет собой уникальную практику в истории международной дипломатии.

Князь Иван III Васильевич (1462 – 1505)

Можайская дорога уже к концу XV в. была обустроена рядом ямских станов. На этом направлении они впервые упомянуты в 1493 г. в грамоте Ивана III: «От Москвы по дорозе по ямом до Можайска, а от Можайска по ямом до рубежа до Литовского…»^[15]. Ближайший к Москве ям был организован в районе пересечения Можайской дороги с рекой Вяземкой. Восходя к местному гидрониму, в исторических источниках данный ям зачастую именуется по имени реки — Вязема, нередко приобретая более официальную форму: «Вяземский ям». Для устроения яма это место подходило как нельзя лучше. Во-первых, ямы организовывались на расстоянии одного «ямского гона», то есть таким образом, чтобы утром, выехав с одного яма, к вечеру достичь другого. Вязёмский ям находился в 30-ти верстах от села Дорогомилово — такое расстояние как раз преодолевалось чуть меньше, чем за день пути. Во-вторых, по берегам реки Вяземки располагалась большая сеть населенных пунктов, в связи с чем, видимо, имелось достаточное количество окрестных жителей для содержания крупного яма. В-третьих, для путешественников река могла служить естественным ориентиром, некой условной границей, преодолев которую начинался финальный отрезок дороги на Москву^[16].

Вяземский ям в документах посольского приказа XVI в. часто упоминается как «останошный», то есть последний перед Москвой. Ближе Вяземского яма к столице было только село Дорогомилово — место официальной встречи послов и сопровождения их на переговоры с российскими монархами. Главная функция «останошного» яма заключалась в передаче в Москву извещения о прибытии на него иностранного посольства. Это действие выполнял посольский пристав. К примеру, на сей счет ему давался указ следующего содержания: «А с останошного яму с Вяземы обослатижся к государю, а без обсылки к Москве с послы с последнего яму не ездити»^[17]. В свою очередь, из Москвы на Вязёмский ям отправлялось обратное сообщение о времени, к которому послам следует прибыть в столицу. Делалось это для того, чтобы заблаговременно подготовить прием посольства у царя. Таким образом, статус «останошного» яма давал Вяземе определенное политическое значение, выделяя данный ям из числа остальных — промежуточных.

Надо полагать, что на протяжении своей истории Вяземский ям менял расположение. Достоверно известно точное местонахождение Вяземского яма после Ямской реформы 60-х гг. XVI в^[18], о чем речь пойдет несколько позже. Однако местоположение Вяземского яма в момент его появления в конце XVIв. в дореформенный период является ориентировочным. Ямские пункты обустраивались вблизи дорог, реже на окраинах близлежащих к дорогам поселений. Исходя из этого, задачу расположения Вяземского яма до середины XVI в. следует решать в контексте пролегания Можайской дороги в обозначенный временной промежуток. Из исторических источников известно, что в указанный период участок Можайской дороги, пересекающий реку Вяземку, располагался ниже по течению ближе к ее устью^[19], а современный участок, если и существовал^[20], то был «окольным», объездным, поэтому первоначальное расположение яма нужно искать в окрестностях пересечения старой дороги и реки. В любом случае, без археологического подтверждения решить вопрос точного местоположения Вяземского яма до середины XVI в. не представляется возможным^[21], поэтому допустимо только очертить примерный район поиска. Более того, в вопросе локализации Вяземского яма в дореформенный период необходимо учесть то, что в первой половине XVI в. ямы не всегда были регулярными поселениями и в случае необходимости достаточно просто переносились на новое место.

Вяземский ям имеет почти вековую историю, возникает он, очевидно, в числе первых ямов на Можайской дороге. Теоретически можно предположить, что безымянная деревушка, упомянутая Амброджо Конторини, была предтечей Вяземского яма, неким неизвестным поселением в районе Повяземья^[22]. На это указывает преодолённое Контарини расстояние: выехав утром из Москвы, к вечеру того же дня он достиг этой деревушки, где и остался на ночлег. Учитывая зимний период, именно такой временной промежуток мог потребоваться для достижения реки Вяземки, однако одних логических рассуждений для подтверждения этой версии явно недостаточно.

Первое достоверное упоминание Вяземского яма относится к 1494 г., когда в дипломатических документах он упоминается как стан на Вяземе. В этом году закончилась русско-литовская война 1487 – 1494 гг. В январе 1494 г. к Ивану III для заключения мирного договора приезжало многочисленное посольство из Литвы. Русский царь, стремясь оказать послам почетный прием, отправил встречать иностранных гостей на Можайскую дорогу своего фаворита, дипломата Берсеня Никитина (Ивана Никитича Беклемишева — авт.). Беклемишев встретил послов на Вяземе, откуда сопроводил в Москву: «А пристав же встретил на Вяземе Бересень Никитин…»^[23]. В столице переговоры прошли настолько успешно, что в знак примирения между державами дочь Ивана III княжна Елена обручилась с великим князем литовским Александром. Заключив мир, в феврале 1494 г. литовские послы отправилось в обратный путь, а пристав Берсень Никитин вновь сопроводил их до Вяземы: «А пристав Бересень Микитин сын Беклемишова, проводил их до стану до того же, где их встретил до Вяземы»^[24].

В следующий раз Вязема фигурирует в письменных источниках только через четверть века, в августе 1520 г.: «….И как послы пришли на Вязёму и с Вязёмы прислал Борис Голохвастов, что ему бытии с послы на Москве в среду, августа 22 день…»^[25].

В июле 1526 г. на Вязёмский ям приходит грамота от Василия III, в которой великий князь велит ямщикам освободить от «ямщины» крестьян сел Голинищева и Селятино: «Того же великого князя ямщикам о том, чтобы не брать подвод и проводников с митрополичьих сел Голинищева и Селятина с деревнями Московского уезда. От Великого князя Василия Ивановича всея Руси ямщикам на Вязёмский Ям Ивашку Маленкину с товарищами. Велел есмь на Вязёмском Яму с сох с подводами стояти с своих, великого князя сел, что за поместщики, и с митрополичих, и з боярских, и с монастырских, и всем без омены, чей хто не буди. И вы бы с тех всех сох велели с подводами на яму стояти по первой моей грамоте опричь митрополичьих сел и деревень. А с митрополичьих бы ести сел з Голенищова да с Селятина и з деревень подвод с подводников не имали по сей моей грамоте. Писано на Москве лета 7034 (1526) июня в 5 день»^[26]. Так как вся тяжесть ямского строя ложилась на население близлежащих к дороге населенных пунктов, их собственники часто писали князю челобитные с просьбой освободить свои земли от ямщины. Такие послабления, хотя и редко, но делались в основном только для монастырских или, как в данном случае, митрополичьих сел. Нельзя не отметить, что в грамоте есть ссылка на некий более ранний документ: «По первой моей грамоте» — то есть, возможно, до этой грамоты на Вяземский ям отправлялась другая, нам неизвестная.

При царствовании Ивана IV Вяземский ям впервые упомянут в январе 1536 г. После кончины князя Василия III у Московского государства на протяжении нескольких лет почти не было дипломатических контактов с иностранными державами. Первым монархом, решившим установить добрососедские отношения на тот момент с совсем еще юным правителем Руси князем Иваном, стал польский король Сигизмунд I. Посольство, отправленное им, ожидало на Вяземском яму дозволения въехать в столицу: «…и как пошли послы с останочного яму с Вяземы…»^[27].

17 октября 1544 г. Вязема как ям упоминается в грамоте Ивана IV. Эта грамота предназначалась сразу нескольким ямам, в число которых входил и ям на Вяземе. В ней Ивана Васильевич наказывал ямщикам не привлекать крестьян, принадлежащих Сторожевскому монастырю, к «деланью» ямских дворов: «1544г., октября 17. Грамота великого князя Ивана Васильевича о разрешении крестьянам Сторожевского монастыря не делать ямских дворов. От великого князя Ивана Васильевича всея Руси в Рузу Васюку Григорьеву сыну Слизнева, да в Звенигород подьячему Шешелку, да на Вязему Сенке Малому да Михалку Григорьеву, да на Озеретцкой Ям Ивашку Черту, да на Полгу подьячему Четвертачку, или кто по вас иные ваши посланнику будут на тех ямах. Бил мне челом богомолец наш Пречистой Сторожевского игумен Афанасий с братию о том, что де вы с их монастырских сох крестьян наряжаете на ямы ямских дворов делать, а у них наша грамота жалованная есть, что им наших ямских дворов не делать два года. И вы бы впредь их монастырских сел и деревень наших ямских дворов делать не наряжала по их жалованной грамоте. А прочесть грамоту, отдайте её назад, и они ее себе держат вперед. Писано на Москве, лета 7053, октября в 17 день»^[28]. Как уже говорилось, влиятельные лица старались избавить свои владения от ямских повинностей и с помощью челобитных добивались получения жалованных грамот. Обращает на себя внимание формулировка «их монастырских сел и деревень наших ямских дворов делать не наряжала», которая подчеркивает государственный статус ямов и то, что ямщики действуют от имени государя в своем стремлении привлечь крестьян к работам на яму.

В 1556 г. как место остановки иностранного посольства Вязема впервые присутствует в иностранном источнике, а именно в дневнике польско-литовского посольства от короля Сигизмунда-Августа: «Месяца Генваря 22 дня в среду, приехали с Волги (Польги — авт.) до стану до Вяземы шесть миль, то есть от города Москвы в шести милях, и хотели на том стане в четверг через день мешкати для великое тяжкости коней…»^[29]. Подъезжая к Москве, послы планировали остановиться на Вязёме для отдыха, но приставы велели им, по указу великого князя Московского, ехать дальше, чтобы прибыть в Москву в тот же день. Невзирая на усталость, послы исполнили волю князя, однако не скрывали удивления. Далее в источнике приводится одна чрезвычайно интересная деталь, объясняющая причины усталости послов: «А то нас через станы, то есть ямы, старые оминаючи (минуя — авт.) на новых великих (больших — авт.) станах незвычайных (необычных, неизвестных — авт.) становили великим переездом»^[30]. Таким образом, послы прямым текстом говорят, что проезжали мимо старых ямов и останавливались на новых, которые им были неизвестны, преодолевая при этом значительное расстояние. Данный факт можно объяснить изменением всей транспортно-логистической системы, произошедшей на Можайской дороге в 50 – 60-х гг. XVI в.

«Гонец XVI века». 1868. В. Г. Шварц

В 1558 г. с Вяземским ямом связан следующий любопытный эпизод. Летом этого года из литовского плена в Москву возвратился князь Михаил Юрьевич Оболенский. В плену он провел около 20-ти лет, куда попал еще во время русско-литовской войны 1534 – 1537 гг. На Можайскую дорогу, по которой Оболенский следовал в столицу, царь Иван Васильевич отправил гонца с особым посланием для князя. Гонец должен был встретить Оболенского на «останошном» яму на Вязёме и передать ему от имени царя следующие слова: «Царь и великий князь велел тебе поклониться. Царь и великий князь велел тебя о здравии спросить. Царь и великий князь жалует тебя платьем; ездовое, опашен зуфян (вид верхней одежды — авт.) да кафтан»^[31]. Гонец выполнил царский указ, а Иван Васильевич сдержал слово и одарил Оболенского обещанными почетными подарками, как только тот прибыл в Москву.

Царь Иван IV вошел в отечественную историю как крупнейший реформатор. Во время его правления в 50 – 60-х гг. XVI в. в российском государстве были осуществлены значительные прогрессивные реформы, затронувшие почти все сферы общественной жизни: военная, административная, церковная и др. В комплексе ряда серьезных внутренних реформ в стране происходит крупная ямская реформа, которая в значительной степени меняет весь ямской строй.

Главная цель ямской реформы заключалась в облегчении ямской повинности для населения, которая к середине XVI в., из-за существенно возросшего трафика на дорогах, стала крайне обременительной. Кроме этого, ямская реформа обуславливалась следующими факторами: 1) значительно возросла роль ямской гоньбы как в международных отношениях Московского государства, так и во внутреннеполитических делах; 2) возникла необходимость концентрированного расположения ямских охотников в одном месте, их постоянного многочисленного пребывания на яму; 3) ямы укрупнялись, для их содержания требовались дополнительные сельскохозяйственные угодья.

Задачу облегчения ямской повинности для населения с одновременной профессионализацией ямской службы правительство Ивана IV решает путем устроения ямских слобод. Ямские слободы организовывались на окраинах городов по важнейшим дорогам страны: они были призваны полностью обеспечить ямскую гоньбу на заданном ими направлении^[32]. На Можайской дороге в этот период возникают две крупные ямские слободы: в селе Дорогомилове и городе Можайске. Вероятно, этих двух слобод было достаточно для обслуживания московско-можайского участка дороги. Промежуточные ямы, находившиеся между слободами, согласно реформе, теряли свою самостоятельность и приписывались к той слободе, к которой были ближе^[33]. К примеру, Вяземский ям стал придаточным к ближайшей к нему Дорогомиловской ямской слободе.

Главное изменение, которое произошло при слободском строе, заключалось в том, что окрестное население обязывалось предоставлять на ямы не подводы с лошадьми, как прежде, а в первую очередь людей, которые бы гнали гоньбу. Такие люди, получившие название «ямские охотники», выставлялись населением на достаточно продолжительный срок, а иногда и бессрочно^[34]. Ямские охотники постоянно были на яму или наготове туда отправиться, в связи с чем начинает формироваться особое сословие ямщиков: ямщик постепенно утрачивает функцию должностного лица и превращается в ямского охотника — человека, непосредственно гнавшего гоньбу^[35],[36]. Подводы с лошадьми население теперь выставляло на ямы только в случае особой необходимости, преимущественно при проезде очень крупного посольства или военного похода. Помимо обязанностей по гоньбе, жители яма отныне занимались его полным хозяйственным обеспечением, в первую очередь теперь они сами заготавливали корм, который предлагался проезжающим за деньги^[37].

Для хозяйственного самообеспечения при своем создании ямские слободы наделялись обширными землевладениями. Очень часто ямщикам выделяли наделы из монастырских владений. За изъятые у монастырей угодья правительство или платило деньгами, или давало в обмен другие земли. Данный процесс нагляден на примере Вяземского яма. По ямской реформе землевладения этого яма существенно расширяются за счет присоединения к нему близлежащих земель Чудова монастыря, села Спасского с деревнями. Согласно «сотной грамоте» 1552 г. Чудову монастырю принадлежало немалое землевладение в среднем течение реки Вяземки: «В Веземском стану Чюдовского же монастыря селцо Спаское на речке на Вяземе, а в нем церковь Спас Нерукотвореннои Образ господень… И всего селцо да 12 деревень, да селище, а дворов в них двор монастырскои, а крестьянских 65, а людеи в них 66 человек»^[38].Без сомнения, эти владения Чудова монастыря граничили с владениями Вяземского Яма, на них ямщики имели «виды». Правительство понимало, что соседство с монастырскими землями было невыгодно для ямов, потому как крестьяне, жившие на монастырской земле, часто полностью освобождались от всех ямских повинностей. Этот случай не стал исключением, село Спасское с деревнями почти полностью было освобождено от ямской повинности по царской грамоте 1556 г^[39]. Ситуация изменилась в ноябре 1562 г., по повелению государя, чудовские земли присоединились к землям Вяземского яма «под ямскую слободу», слившись в единое землевладение. В «жалованной меновой грамоте» Чудову монастырю об этом говорится так: «Се яз, царь и великии князь Иван Васильевич всеа Русии, пожаловал есми Архистратига Михаилова Чюда и великого чюдотворца Алексея митрополита Киевского и всеа Русии, что на Москве в старом городе, архимандрита Левкею з братьею, или хто по нем иныи архимандрит в том манастыре будет, да и против их земель, что у них в Московском уезде в Веземском стану взято на меня, царя и великого князя, к Веземскому яму под ямскую слободу село Спасское з деревнями…»^[40]. Взамен села Спасского Чудов монастырь получает от царя многократно больший земельный надел, а именно волость Высокую в Коломенском уезде. Стало быть, вопрос обмена земель был решен в пользу Чудова монастыря как одного из крупнейших феодальных собственников XVI в., тесно связанных с правительственными кругами.

Возможно, приведенное ниже упоминание о переводе ямских охотников с Вяземского яма в Дорогомиловскую слободу также относится к периоду ямской реформы: «А охотники с того яму переведены при царе Иване Васильевиче под Москву в Дорогомиловскую слободу»^[41]. Кадровую основу новосозданной Дорогомиловской слободы могли составить опытные ямские охотники Вяземского яма. Не исключено, что перевод ямских охотников произошел несколько позже и был связан с тем, что трафик с московских ямских слобод был значительно выше, чем из других мест, поэтому туда постоянно требовались люди.

Вяземский ям связан с отдельными эпизодами крупнейшего военного конфликта XVI в. — Ливонской войной. Основной причиной этой войны было стремление Ивана IVовладеть портами на Балтийском море. Собственно, это дало бы России возможность выйти на новый уровень экономического развития за счет расширения торговых связей. В начале 1558 г. на фоне успеха внешней политики на восточном направлении Россия начала военные действия в Ливонии. Это всерьез обеспокоило правительство Великого княжества Литовского, считавшего Ливонию зоной своих государственных интересов. По мере успешного продвижения российской армии в Ливонии заметно увеличивается напряжение между Русью и Литвой. Так, польский король и великий князь литовский Сигизмунд-Август писал английской королеве Елизавете I об успехах русских в Ливонии: «Московский государь ежедневно увеличивает своё могущество приобретением товаров, которые привозятся в Нарву, ибо сюда помимо прочего, привозится оружие, до сих пор ему не известное… приезжают военные специалисты, посредством которых, он приобретает средства побеждать всех…»^[42]. Русь и Литва, находившиеся в условиях нарастающей конфронтации, начали обмениваться частыми посольствами, предметом обсуждения которых был ливонский вопрос.

К 1559 г. русскими войсками была захвачена значительная часть земель Ливонского ордена. Находясь в критическом положении, Ливонский магистр Готхард Кетлер был вынужден заключить с польским королем и Великим князем литовским Сигизмундом-Августом Виленский договор, по которому земли Ливонского ордена переходили под протекторат Великого княжества Литовского. Таким образом, конфликт между Россией и Литвой стал неизбежным. После серии мелких пограничных стычек 1560 г. уже в следующем 1561 г. страны перешли к полномасштабным военным действиям.

В ходе противостояния с Литвой в конце 1562 г. – начале 1563 г. Иван IV предпринимает масштабный военный поход на город Полоцк. Этот поход, который лично возглавил сам царь, стал одним из крупнейших заграничных походов русской армии XVI в. Основная группировка русских войск во главе с Иваном IV вышла из Москвы 30 ноября и 4 декабря прибыла в Можайск. Во время данного перехода Иван IV остановился в селе Спасском на Вяземе, которое буквально за несколько недель до этого перешло к Вяземскому яму. Путь царя подробно изложен в «Записной книге полоцкого похода»: «А первой был стан царю и великому князю от Москвы в селе Крылатцком, а провожал царя и великого князя сын его царевич Иван до села до Крылатцкого. А другой стан был на Веземе в селе в Спасском. А третий стан был царю и великому князю в селе в Кляпове. А четвертой стан был в селе в Олексине. А из Олексина пришел царь и великий князь в Можаеск декабря 4 день»^[43]. В феврале 1563 г. Полоцк в ходе тщательно организованной осады был триумфально взят русскими войсками. В Великом княжестве Литовском и Польском королевстве были потрясены потерей Полоцка, что привело к стремительному сближению этих стран. Хотя после взятия Полоцка русские войска одержали еще несколько побед, в историографии это событие считается пиком успеха русского царства в Ливонской войне.

В конце 1564 г. Великое Княжество Литовское, находясь в сложном положении, пыталось заключить перемирие с Россией, отправив дипломатов на переговоры в Москву. Во время следования по Можайской дороге на Вяземе с литовскими дипломатами произошел заметный инцидент. Иван Васильевич велел послам быть в Москве 4 декабря в пятом часу дня. Несмотря на царское повеление, послы в этот день к Москве не пошли, а предпочли остаться в Вязёмах, сославшись на то, что «им к Москве идти поздно». Не повиновавшись царскому указу, послы явным образом обостряли и без того накаленную ситуацию в отношениях между странами. Иван Васильевич был разгневан поведением послов и в тот же день отправил на Вязёму грамоту, в которой отчитал приставов за то «что послов не умели выслати, что послы в его государстве чинят самовольство» и дал строгий наказ приставам «с послы ночевати на Вяземе; а корм им и конский давати, только бы им мало мочно сытым бытии. А нечто учнут корм имать сильно, и они бы тех пословых людей велели бити гораздо, чтоб самовольства никотораго не чинили; и нечто не уймуться, и они бы отписали часа того»^[44]. В грамоте также говорилось, чтобы послы вышли с Вязёмы на другой день 5 декабря «за два часа до света» и были бы в Москве «часу в третьем или четвертом». На этот раз послы повиновались, пристав, сопровождавший их, по приезде в столицу сообщает царю: «Послы шли смирно и корму сильно не имывали»^[45]. Переговоры в Москве не увенчались успехом, взаимные претензии не дали возможности заключить мирный договор.

Куда более успешными можно считать переговоры о мире между Русским царством и Великим княжеством Литовским в 1566 г. Хотя мирного договора заключено не было, страны добились определенного прогресса, временно приостановив военные действия. На обратном пути в Литву у этого посольства на Вяземском яму произошло непростое происшествие. Одного из посольских людей неожиданно арестовали и увезли обратно в Москву. Недоумевающие послы, пытаясь вернуть своего человека, написали грамоту в Москву на имя боярина Василия Михайловича Захарьна-Юрьева с просьбой помочь разобраться в несправедливой, по их мнению, ситуации. Внизу грамоты значилась подпись: «Писано у Вяземы лета Божьего нароженья 1566 г. месяца июля 23 дня»^[46]. Грамота была рассмотрена уже на следующий день лично царем Иваном Васильевичем, который велел тотчас вернуть арестованного литвина послам. Боярин Захарьин-Юрьев в ответной грамоте к послам подробно рассказал о причинах данного инцидента. Оказалось, что действительно был арестован невиновный человек, но сделано это было не просто так. Царь дал в приставы к послам своего ближнего дворянина Фому Ивановича Третьякова, оказав тем самым большой почет послам, потому как «наперед того у государя вашего послов такие приставы не бывали», а некий посольский человек Ганус его «бесчестил, лаял непригожей лаею». Послы на эту ситуацию никак не отреагировали, из-за чего Третьяков написал челобитную, чтобы того Гануса арестовали. Но как оказалось, он уже скрылся, уехав в Литву, причем послы лично участвовали в его сокрытии, «отпустив наперед», поэтому было велено «взять вашего служебника иного», чтобы иметь хоть какую-то управу^[47].

Перемирие между сторонами было заключено в ходе очередного пребывания литовского посольства в Москве в 1570 г. сроком на три года. В нем страны договорились «рубежей не писать», то есть обошли стороной территориальные вопросы. Каждая сторона по умолчанию принимала на три года фактические владения противника: Литва признала за Россией Полоцк и Ливонские земли. По окончании миссии в Москве литовские послы написали большую грамоту, где требовали компенсации за все «шкоды», которые приключились с ними в России. В числе прочего упоминалось, что на Вяземе у посольского секретаря украли лошадь. Вскоре на эту грамоту был дан ответ, в котором московское правительство обязывалось компенсировать послам убытки, в том числе и за украденного коня: «Что у него (секретаря — авт.) на Вяземе дворник взял конь рыж, и с тем конем схоронился…мы деньги доправя пришлем к вам безо всякого мешканья»^[48].

Вышеприведенные происшествия, случившееся с литовскими послами на Вяземе, отражают непростую обстановку между странами, которые в тот момент находились в состоянии войны. В свою очередь, Литва, пребывая в тяжелом положении, еще в 1569 г. заключила с Польшей Люблинскую унию, что привело к основанию Речи Посполитой (фактическое поглощение Литвы Польшей). Это означало заметное усиление военного потенциала главных соперников России. В полной мере это проявится уже в ближайшее время, послужив одним из главных факторов Смутного времени.

Одним из дипломатических актов, завершивших Ливонскую войну, был Ям-Запольский мирный договор, заключенный в 1582 г. между Россией и Речью Посполитой. В рамках договора, в 1583 г. в Москву от польского короля Стефана Батория приезжал посол Гелиаш Пельгржимовский для переговоров о размене пленными. По пути следования в Москву последняя ночевка посла была на Вяземе: «А как придет с литовским посланником в Можайск, и ему ко государю отписать, как он с литовским посланником будет на последний стан на Вязему»^[49]. Это упоминание важно тем, что по всей видимости является заключительным разом, когда Вязема указана как последний стан перед Москвой.

Ливонская война, продлившаяся четверть века, окончательно завершилась в 1583 г. Плюсским перемирием со Швецией. К сожалению, итог войны для России был неблагоприятен: Россия отказалась от Ливонии, было утеряно побережье Финского залива. Несмотря на отрицательный исход, именно Ливонская война определила направление внешней политики России на долгие годы вперед — получить выход к Балтийскому морю.

Вязема как ямкой стан имеет отношение к приезду в Москву летом 1586 г. антиохийского патриарха Иоакима V. Приезд Иоакима произвёл огромное впечатление на жителей Московской Руси, впервые принимавших православного патриарха. Антиохийский патриарх, предприняв большое путешествие по Речи Посполитой, в начале июня 1586 г. прибыл в Смоленск. Смоленскому воеводе по приказу из Москвы было велено встречать патриарха «честно», доставить ему все удобства, продовольствие и с почётной охраной сопровождать до Москвы. По дороге в Москву Иоаким стоял на стане на Вяземе. Мы узнаем об этом из памятки Постнику Костину — одному из приставов, сопровождавших патриарха: «Ехать ему до Можайска и до Вяземы встречать Антиохийского патриарха Иоакаима»^[50]. 17 июня 1586 г. патриарх прибыл в Москву, где для него была подготовлена пышная встреча. Иоаким был первым, с кем правительство Феодора Иоанновича вступило в переговоры о введении Патриаршего престола в Москве. Уже через два года, летом 1588 г., следуя примеру Иоакима, Россию посетил Константинопольский патриарх Иеримия II. В Москву он проследовал по тому же маршруту, что и Иоаким V: по Можайской дороге. Хотя в исторических источниках нет прямой информации об остановке патриарха Иеримии на Вяземе, теоритически, учитывая его маршрут следования, вполне вероятно допустить такой факт. Уже в следующем 1589 г. Иеремия II совершил интронизацию первого русского патриарха — Иова. Необходимо заметить, что ключевую роль в этом событии сыграл Борис Федорович Годунов, фактически управлявший в тот момент Русским царством.

Вяземский ям теряет значение в последней четверти XVI в. Об этом свидетельствует существенное сокращение числа упоминаний стана на Вяземе в посольских книгах в связи с почти полным отсутствием там остановок иностранных послов. Притом, что происходит это на фоне значительного увеличения интенсивности передвижения иностранных дипломатов по Можайской дороге. В свою очередь, остальные ямские пункты упоминаются в источниках с заметной регулярностью. По всей видимости, все говорит о превращении Вяземского яма в конце XVI в. во второстепенный ямской стан, совсем не обязательный для остановки. Угасанию Вяземского яма могли способствовать несколько факторов, которые в некоторой степени дополняют друг друга.  

Во-первых, в последней четверти XVI в. наблюдается изменение всей логистической системы Можайской дороги. Примерно в это время на дороге между Можайском и Москвой появляется ряд новых ямских станов, ранее не упоминавшихся: к примеру, Кубинское и Мамоново^[51]. Более того, в 1586 г. уже Мамоново, а не Вязема отмечено как последний стан перед Москвой^[52]. В свою очередь, Вязема с аналогичной функцией заключительный раз упомянута в 1583 г^[53] а сам термин Вяземский ям последний раз встречается в источниках 1570 г^[54]. Очевидно, что во временной отрезок с 1583 г. по 1586 г. функция «останошного яма» переходит от Вяземы к Мамонову. Именно с этого времени и вплоть до конца XVII в. село Мамоново указывается в качестве последнего стана перед Московой^[55], с которого приставы извещают столицу о приближении иностранных послов. После утраты статуса «последнего стана», остановки на Вяземе без специального указаперестают быть строго обязательными, что приводит к потере былой значимости этого пункта. Теперь путешественники, едущие из Можайска в Москву, предпочитали останавливаться для ночлега в Кубинском, откуда, выехав утром, к вечеру того же дня достигали Мамонова. Вязему они, как правило, проезжали днем, имея там небольшую остановку.

Во-вторых, в конце XVI в. очевиден переход функции ямского стана от села Спасского, где располагается Вяземский ям, к селу Никольскому на Вяземе, которым владел Борис Годунов. Данный переход произошел в результате масштабных преобразований, происходящих в 80 – 90 гг. XVI в. в вотчине Бориса Годунова. Несомненно, что Годунов был заинтересован в переориентации вяземского участка Можайской дороги, приближении его к своим владениям. В том числе и для этих целей в селе Никольском через реку Вяземку была построена каменная плотина, которая дала возможность легкой и надежной переправы. Позаботился Годунов и о благоустройстве села для приема высоких иностранных гостей.

Польское посольство въезжает в Москву. XVII в. Б. Таннер.

Как место остановки иностранных послов село Никольское на Вяземе впервые упомянуто в 1590 г. Этому способствовали обстоятельства, произошедшие во время приезда польско-литовского посольства в Москву в 1590 г. В столицу пришло известие о странном поведении послов, которые, побыв немного в Смоленске, вдруг двинулись назад. Свое поведение они мотивировали плохим обращением с ними: «...с голоду нас поморили, корму нам не дают…приставы нас бесчестят. И мы идем назад: мы хотим с вами биться за такое бесчестье; побьем мы вас и пройдем назад — укору нам в том не будет; а вы нас побьете, то во всех землях отзовется, что московские люди побили послов»^[56]. Послы явным образом провоцировали международный конфликт. Смоленскому воеводе было велено послов назад не пускать, что он и сделал. Не имея возможности вернуться в Речь Посполитую, послы разбили лагерь в поле, а «люди послов» начали «по деревням брать корм силою... жечь изгороды и ломать мельницы». На уговоры ехать в Москву они отвечали категорическим отказом. Ситуация требовала решительных мер, в тот момент России был крайне невыгоден конфликт с Речью Посполитой. Тогда в дело вмешался опытный дипломат Борис Годунов. Предварительно послав корм в принадлежавшее ему село Никольское на Вяземе, он отправил к послам пристава с приглашением в свою вотчину: «Надобно было вам стоять на Вязёме, а тут деревни в стороне от дороги, и дворцы худы, по боярским селам у великих людей не ставятся: но вот мне указ пришёл от конюшаго боярина, велит нам с вами стоять в своем селе на Вяземе: делает он это желая между великими государями любовь братскую видеть, а вам, великим послам, почет оказывая»^[57]. Историк Сергей Михайлович Соловьев предполагает, что Борис Годунов пригласил послов в Вяземы из-за желания выставить себя с выгодной стороны перед иностранцами, заполучить их расположение. Однако очевиден конкретный дипломатический шаг, сделанный Годуновым в сложной ситуации. Приглашение в свои владения от столь высокопоставленного человека было расценено послами как жест доброй воли со стороны московского правительства.

Не исключено что в конце XVI в. топоним «Вязема» применяется одновременно к двум населенным пунктам: к селу Спасскому, где расположен Вяземский ям, и к годуновскому селу Никольскому на Вяземе. А с угасанием Вяземского яма и возвышением села Никольского происходит перемещение самого топонима. За годуновской усадьбой топоним «Вязема» окончательно закрепляется на рубеже XVI – XVII вв. и только в таком качестве фиксируется в письменных источниках. Вместе с этим упоминания о Вяземском яме полностью исчезают.

Жизнь в бывшем владении Чудова монастыря селе Спасском, где во второй половине XVII в. находился Вязёмский ям, приходит в упадок в Смутное время. В этот тяжелый период, наряду с окрестными поселениями, село подверглось опустошительному разорению войсками польско-литовских интервентов и вновь не восстановилось. Впоследствии упоминания об этом некогда процветавшем селении сохраняет ряд источников XVII века. Впрочем, все они лишь фиксируют опустошенную в Смуту местность. В писцовых книгах 1628 г. о Вяземском яме сказано следующее: «Вязёмский придаточный ям к Ямской Дорогимиловской слободе, по обе стороны речки малой Вязёмки, пуст, а на нем место церковное, что была церковь Всемилостивейшего Спаса Нерукотворного образа…»^[58]. Как видим, писцы описали запустошенную, безлюдную местность с уничтоженной церковью. Однако после Смуты некая хозяйственная деятельность в этих местах все же велась. На протяжении XVII в. пахались эти земли «наездами» силами ямщиков Дорогомиловской слободы. Они же и платили оброк со своих владений, о чем имеются сведения в Оброчных книгах середины XVII в.: «Церковной земли Всемилостивого Спаса старой Вяземы Дорогомиловской слободы на охотнике на Ивашке Лаврентьеве оброку на 1638/39, да на 1639/40 год по два алтына по четыре деньги на год»^[59]. Вышеприведённое упоминание очень ценно, потому как в нем напрямую бывшая земля села Спасского названа «старой Вяземой», что полностью подтверждает версию о перемежении топонима «Вязема» к селу Никольскому. В последний раз Вяземский ям упоминается в писцовых книгах 1667 г.: «Церковная земля Спаса Всемилостивейшего, что на Старом Вяземском яму, на речке Малой Вяземе… владеют московские ямщики Дорогомиловсой слободы…»^[60],[61].

Многократные упоминания Вяземского яма в дипломатических документах, в свидетельствах иностранцев и других видах письменных источников на протяжении всего XVI в. характеризуют его как весьма значимое место в истории Российского государства. Это один из немногих старинных ямов, историю которого не только можно воспроизвести хронологически от момента появления и до угасания, но и проследить на его примере отдельные социально-политические процессы в российском государстве в XVI в., к примеру, протекание ямской реформы. Так же Вяземский ям в определенной степени сыграл роль в международной политике России, в частности, в отношениях с польско-литовским государством: здесь ожидали дозволения въехать в Москву почти все дипломатические миссии, отправляемые западным соседом, а во время военного похода на Полоцк останавливался сам царь Иван IV.  

Современное село Большие Вяземы можно назвать прямым преемником Вяземского яма, так как в конце XVIв. именно оно унаследовало от него ямские функции. Очевидно, что вместе с перемещением ямского стана перешел и сам топоним «Вязема», обозначающий этот стан. Ямской стан в селе Никольском на Вяземе просуществовал в течение трех столетий и был упразднен только в первой четверти XX в. Таким образом, Вяземский ямской стан является одним из старейших на территории России, история которого уходит в глубокую древность.

[1] В краеведческой литературе на протяжении всего XX в. существовала прочно укоренившаяся традиция тождественности села Больших Вязем и Вяземского яма. Зачастую в данной литературе село Большие Вяземы ошибочно упоминается как «останошный ям» на Смоленской дороге. В недавнем прошлом, эта неточность была полностью опровергнута. (См. Смирнов А. Н. Вязёмы и Вязёмский ям. Археология Подмосковья: Материалы научного семинара. Вып. 2. М. 2005, — С.137)

[2] Отдельные отрезки этой дороги соответствуют некоторым участкам современного Рублево-Успенского шоссе. (См. По старой Можайской дороге: об этой знаменитой дороге и ее забытом маршруте через Звенигород Вячеслав Николаевич Рожков ; // Московский журнал. История государства Российского. 2010. — № 4 (232). — С. 41–49)

[3] Именно эта дорога является предтечей современного Можайского шоссе.

[4] Контарини А. Путешествие // Библиотека иностранных писателей о России. — СПб.: Тип. III Отделения канцелярии, 1836. — Т. 1. — С. 117

[5] Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / авт.-сост. В. И. Даль. — 2-е изд. — СПб. : Типография М. О. Вольфа, 1880–1882. — Т. 4. — С. 698.

[6] Некоторые подробности о китайских ямах мы узнаем из описания Марко-Поло (Начало XIII в.). По его словам, на каждом большом пути из Камбалу (Ханбалык, совр. Пекин), он встречал станции с домами для пристанища, называемые Jamb– почтовые дома. На каждой станции содержалось всегда наготове 400 сильных лошадей. Для жизни в этих местах, обрабатывания земли и содержания наготове лошадей для почтовой службы назначались особые люди. Марко Поло считал, что таких станций в царстве великого хана десять тысяч. (Гурлянд И. Я. Ямская гоньба в Московском государстве до конца XVII в. — Ярославль: Типография Губернского Правления, 1900. — С. 32)

[7] Более того, система ямов позволяла с высокой скоростью передавать сообщения с дальних рубежей в центр, что позволяло Москве молниеносно реагировать на события.

[8] Исторический вестник: историко-литературный журнал. Т. XV — СПб, 1884 — С. 617.

[9] Гурлянд И. Я. Ямская гоньба в Московском государстве до конца XVII в. — Ярославль: Типография Губернского Правления, 1900. — С. 51

[10] Там же — С. 57

[11] Повозка, телега, обычно грузовая, приводимая в движение конной тягой.

[12] Там же — С. 66

[13] Там же — С. 58

[14] Нередко посольские миссии, отправляемые на Русь из Европы, поступали крайне не благосклонно с местным населением, отнимая необходимый провиант силой. Одной из задач приставов так же являлась защита населения от притеснений со стороны иностранцев.

[15] СИРИО Т. 35 — С. 83

[16] Именно по реке Вяземке проходила граница между Звенигородским и Московским уездами. Преодолев реку, путешественники, ехавшие из Европы, попадали в Московский уезд. Данная условная граница между уездами соответствовала, некогда реально существовавшей границе между Московским и Звенигородским княжествами.

[17] СИРИО Т. 71 — С. 340

[18] То есть определено место, куда Вяземский ям был перенесен в результате ямской реформы.

[19] Смирнов А.Н. Вязёмы и Вязёмский ям. Археология Подмосковья: Материалы научного семинара. Вып. 2. М. 2005, — С. 137

[20] Есть все основания предполагать, что он был.

[21] Попытка локализации Вяземского яма была сделана археологом А. Н. Смирновым в нач. 2000-ых гг. В своем исследовании «Вяземы и Вяземский ям» А. Н. Смирнов предположил, что Вяземский Ям изначально возник в районе современной деревни Ямщина и находился там вплоть до своего угасания. (См. Смирнов А. Н. Вязёмы и Вязёмский ям. Археология Подмосковья: Материалы научного семинара. Вып. 2. М. 2005, — С.137). Однако, «Сотная грамота» Чудова монастыря 1552 г. (РГАДА. Ф. 1209. Столбцы по Москве, № 749/33001. Л. 314–316. Список 1685 г.) и «Жалованная, меновая грамота» Чудову монастырю на село Спасское (РГБ. Ф. 28. Картон 1. № 125. Подлинник на 2-х л.: 318 X (425–435)., полностью опровергает данное предположение. В ходе археологической разведки проведенной А. Н. Смирновым, было открыто село Спасское, принадлежавшее Чудову монастырю, куда Вяземский Ям был перенесен в результате ямской реформы около 1562 г. Изначальное место возникновения и функционирования Вяземского яма в дореформенный период так и осталось не известным.

[22] «К вечеру остановились мы в небольшой плохой деревушке…» Контарини А. Путешествие // Библиотека иностранных писателей о России. — СПб.: Тип. III Отделения канцелярии, 1836. — Т. 1. — С. 117

[23] Памятники истории Восточной Европы: источники XV–XVII вв. В 10 томах, М.-Варшава: Археографический центр, Т. 2., 1997 г.: «Выписка из посольских книг» о сношениях Российского гос-ва с Польско-Литовским за 1475–1572 гг.; — С. 53

[24] СИРИО, Т.35. — С. 136

[25] Там же — С. 574

[26] О Земельных владениях всероссийских Митрополитов, Патриархов и Св. Синода (988 – 1738 гг.) Свящ. М. Горчаков, С-Петербург, 1871/ Приложение первое, Юридические акты (XIV – XVII вв.), относящиеся до поземельных владений всероссйских митрополитов и патриархов Иова и Филарета. — С. 26

[27] СИРИО Т. 59. — С. 64

[28] РИБ Т. 32, Архив Строева, Петроград, 1915. — С. 268

[29] Сборник князя Оболенского, 1838. №5, — С. 6

[30] Там же

[31] СИРИО Т 59 — С. 552

[32] В Москве было устроено, как минимум шесть ямских слобод: Дорогомиловская (Можайск, Смоленск); Тверская (Тверь, Новгород); Иверская (Дмитров); Переславская (Ярославль); Рогожская (Владимир); Коломенская (Коломна, Рязань).

[33] Гурлянд И. Я. Ямская гоньба в Московском государстве до конца XVII в. — Ярославль: Типография Губернского Правления, 1900. — С. 57

[34] Там же — С. 85

[35] Там же — С. 59

[36] Со временем, термин ямской охотник вышел из употребления, а за всеми людьми, перевозивших пассажиров и грузы прочно закрепляется термин ямщик.

[37] Там же — С. 113

[38] «Сотные грамоты» достаточно тщательно фиксировали действительность, так как составлялись для налогообложения. Данная «сотная грамота» не показывает наличие ямского стана на землях Чудова монастыря, если бы он был, то не мог остаться неотмеченным. Однако известно, что после передачи этих земель к Вяземскому яму под ямскую слободу в 1562 г., Вяземский Ям располагался именно в селе Спасском, вплоть до начала XVII в. Как уже говорилось, в случае изменения конкретных условий, ямы достаточно просто переносились на новое место, видимо в данном случае произошёл как раз такой процесс.

Локализовать село Спасское на местности удалось благодаря археологическому исследованию А. Н. Смирнова. Благодаря археологической разведке было выявлено местоположения храма Спаса Нерукотворного с кладбищем, а так же остатки многочисленных жилых построек. Собранный археологический материал, указал на временной промежуток существования данного населенного пункта: возник он не ранее XIV в. и просуществовал вплоть до начала XVII в., когда, подвергся разорению польско-литовскими войсками.

[39] Из чего следует, что ближайшее крупное к яму село, стало неприкосновенным для ямщиков. РГАДА. Ф. 1209. Оп. 73. № 632/18198. Л. 434–437, 432, 433, 429, 430. Список 1620–30-х гг.

[40] РГБ. Ф. 28. Картон 1. № 125. Подлинник на 2-х л.: 318 X (425–435).

[41] Шереметьев П. С. Вяземы. — СПб, 1916. — С. 200

[42] Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга вторая Т. 6. СПб. — С. 211

[43] Книга Полоцкого похода 1563 г. (Исследование и текст). Российская национальная библиотека. СПб. 2004. — С. 37

[44] СИРИО Т. 71 — С. 192,195

[45] Там же

[46] СИРИО Т. 71 — С. 426

[47] Там же — С. 427

[48] СИРИО Т. 71 — С. 760

[49] Старина и новизна, Т. 4, 1901. — С. 411

[50] Шпаков. А. Я. Государство и церковь в их взаимных отношениях в Московском государстве. Царствование Федоров Ивановича. Учреждение патриаршества в России. Одесса. 1912. — С. 12

[51] Нельзя исключить, что появление новых ямов могло быть связано с изменением маршрута самой Можайской дороги, которая стала проходить южнее, и приблизилась к очертаниям современной трассы Можайского шоссе.

[52] Шпаков. А. Я. Государство и церковь в их взаимных отношениях в Московском государстве. Царствование Федоров Ивановича. Учреждение патриаршества в России. Одесса. 1912. — С. 13

[53] Старина и новизна, Т. 4, 1901. — С. 411

[54] СИРИО Т. 71 — С. 622

[55] Судя по всему село Мамоново более подходило на роль «останошного яма», ввиду его близости к Москве. Это давало возможность послам, выехав утром после ночного отдыха, уже через несколько часов быть в столице.

[56] Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга вторая Т. 7–8. Мсысль. Москва 1989 — С. 222

[57] Там же

[58] Шереметьев П. С. Вяземы. — СПб, 1916. — С. 200

[59] Вестник церковной истории 3/4 (47/48) 2017 Москва/ И.А. Устинова, Делопроизводственные документы Патриарших приказов 1-ой половины XVII в.: Оброчная книга пустых церковных земель 1640/41 — С.19

[60] Шереметьев П. С. Вяземы. — СПб, 1916. — С. 200

[61] Ямское прошлое осталось в местной топонимике: современная деревня Ямщина находится неподалеку от места расположения села Спасского (Вяземского Яма); от села Большие Вяземы к деревне Ямщина ведет Ямская улица.