Митрополит Антоний Сурожский в проповеди в «Воскресенье после Вознесения» говорит, что в этот воскресный день мы находимся в сиянии праздника, и это событие —Вознесение — «является одним из решающих звеньев нашей вечной человеческой судьбы». Он ещё обращает наше внимание на то, что Господь наш Иисус Христос облёкся в «человеческую плоть не на время, а навсегда и явил этим дивную славу и дивные свойства сотворённого Им мира — этой нашей земли, этого нашего неба, всего, что Он создал. Всё, Им сотворённое, способно не только к богообщению, но и к тому, чтобы быть духовным, богоносным. Не погибла тварь от огненного соединения с вечным, а оживилась, преобразилась, вошла в свои истинные права, в свою истинную тварную судьбу».
Господь вознёсся от нас на небо в день, казалось бы, расставания с апостолами, с учениками Своими, со всеми нами. Но Его прощание с учениками — в их глазах Он стал отдаляться от них — не стало разлукой, потому что и взойдя на небо, он не удалился. «Ведь небо, — говорит митрополит Антоний, — в которое Он вошёл, это не небосвод, это не мнимая даль, а это тайна вездесущия Божия, это слава, которую Он имел «прежде бытия мира» (Ин. 17, 5). И вознёс Он на небо, уходя в глубины непостижимости Божественной, нашу человеческую природу, плоть, полученную от Девы, ткань этого тварного мира….»
Мы и не подозревали в полутьме, какие мы красивые, на что способны, сколько в нас притаилось сил и талантов. И вот наша природа просвещена и вознесена Богом на непостижимую, пресветлую высоту. «Здесь явлено в предельной глубине и в предельной славе своей величие человека и дивность нового призвания».
Митрополит Антоний видел отпечаток, или преобразующую силу Божественной любви во всём: в судьбах людей, обратившихся от тьмы к свету; и в природе, которая из чёрной и тяжёлой земли, «из тяжести недоброй», из навоза — творит, извлекает цветы и плоды. Однажды Владыка сказал своему воспитаннику и близкому человеку, священнику Джону Ли, за что-то на него рассердившемуся: «Джон, ты деревенский мальчик, ты знаешь, что из навоза может вырасти добрый плод, — так и думай обо мне».
«Бывают странные сближенья….», — сказал, вроде бы, Пушкин. Да очень часто бывают, а с некоей точки зрения — вся жизнь соткана из параллелей, сближений, созвучий и перекличек. Вот и здесь — слова митрополита Антония о навозе, и чернота в судьбе сказочного персонажа, старенькой бабушки, размечтавшейся стать снова молодой. Сказка Рихарда фон Фолькманна «Старая мельница». Автор — выдающийся немецкий хирург середины XIX века, профессор медицины (его изобретения до сих пор используются в хирургии), поэт, прозаик и сказочник.
Чернота в жизни старушки — это те годы, когда она грешила много. Стать снова молодой, беззаботной и глупой, значит грешить по новому кругу? И до каких пор? Жизнь всё равно закончится когда-нибудь: время невозможно обмануть. Но очень страшно переступить порог вечности в нетрезвом, или в ином непотребном виде. Жизни завершаются по-разному. Бывают блаженные переходы, случаются мирные и непостыдные. Иногда даже и безболезненные. Часто — назидательные и исполненные надежды. А может жизнь закончиться как-то странно — пустотой, ничем…. Или сидением, лежанием на навозной куче, которая была полем возможностей, хотя бы грядкой. Как будто дьявол сделал своё дело: всю жизнь отвлекал нас от труда над собой, развлекал и обманывал тем, что постоянно склонял к удовольствиям. И мы стремились к ним. И вдруг…. «Ваше время истекло! Кончайте разговоры!» — так объявлял женский голос в городских телефонах-автоматах ещё лет тридцать назад. В те годы мобильники и не снились. И эта фраза, народная, стала крылатой. Разговоры имеются в виду суетные, бесцельные, из пустого в порожнее. Да не услышать бы этих слов в конце. Услышать бы другие, благословляющие! Итак, что делать с тьмой, которая в нас? Очевидно — её надо полить слезами, удобрить поступками бескорыстными, в которых жалость и сочувствие к окружающей жизни. Нужно раскаяться, изменить взгляд на жизнь. Просить помощи у Бога. Да-да, всё очень серьёзно. Прочитаем сказку «Старая мельница».
Подробнее...