Бог говорил с пророком Моисеем «лицом к лицу, — сказано в Книге Исход, в главе 33-й, — как бы говорил кто с другом своим…». В той же главе, несколькими строками ниже Господь, в ответ на просьбу Моисея показать ему славу Его, предупреждает Своего друга: «Лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых». Противоречия нет. Сопоставление двух фрагментов одной главы помогает понять, что в первом случае под выражением «лицом к лицу» подразумевается общение двух — Бога и человека; а во втором случае, где содержащиеся в одной фразе сочетания слов «лица Моего увидеть» и «увидеть Меня» являются синонимичными, тождественными, выражающими один и тот же смысл, речь идёт о непознаваемой Сущности Божией. Человеку увидеть Бога во всей Его глубине и тайне — невозможно.
Итак, в первом случае, вступая в общение, Бог осторожно приоткрывает Себя, то есть, оставаясь невидимым, даёт Себя увидеть. И являет Он Себя соразмерно возможностям человека Его видеть и Ему внимать. Во втором же случае Он тоже сообщает нечто о Себе, но иначе: акцент смещается в сторону непостижимости, мрака. Человек довольствуется пониманием того, что понять он ничего не в силах, но он может приобщиться величию, чистоте, благу, быть охваченным любовью. Это даже гораздо ценнее, чем иллюзорная ясность умственного постижения.
Видеть можно только образ, и то избранным, способным людям, тем, у кого открыты глаза, у кого внимательное и чистое сердце. Моисей выделялся из всех пророков особой приближенностью к Богу. «Если бывает у вас пророк Господень, — говорит Сам Господь в Книге Числа, в главе 12-й, — то Я открываюсь ему в видении, во сне говорю с ним; но не так с рабом Моим Моисеем, — он верен во всем дому́ Моем: устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не в гаданиях, и образ Господа он видит…». Не Самого Неизреченного, Невидимого, Непостижимого Бога, а Его образ. Одним словом, исключений нет, то есть нет таких людей, которые превзошли бы свою природу. Слишком несравнимы Творец и человек, Его произведение.
Объясняя слова Божии, обращённые к Моисею — «человек не может увидеть Меня и остаться в живых», святитель Ириней Лионский, автор знаменитого труда из 5-ти книг «Против ересей», живший во втором веке по Рождестве Христовом и бывший епископом города Лугдун в Галлии (Лион в нынешней Франции), пишет: «Пророки предвозвещали, что Бог будет видим людьми, как и Господь говорит: «блаженны чистые сердцем, ибо они увидят Бога». По величию же Его и дивной славе, «никто не увидит Бога и жив будет» (Исх. 33:20), ибо Отец непостижим; но по любви и благоволению к людям, а также по Своему всемогуществу, Он любящим Его дарует и это, т. е. видеть Бога, что и предсказывали пророки. Ибо «невозможное у людей возможно у Бога» (Лк. 18:27). Человек сам по себе не видит Бога. Но Он, когда хочет, бывает видим людьми, которыми видим быть хочет, когда и как Он хочет» (Против ересей. Книга IV, гл. 20).
В небольшую ёмкость не налить океан — разорвёт сосуд на атомы. И ум человека, и его сердце не способны обнять или измерить Бога. Обо всём, что нас окружает, от самого высокого до самого слабого и привычного мы можем судить только по действиям, силам, проявлениям.
Способностью видеть невидимое, то есть остро и глубоко чувствовать нематериальное — человек наделён. Адекватно ответить на нематериальное можно только нематериальным: в данном случае — волей и верой. Люди, удостоившиеся чести и не утратившие соответствующую способность, видят «видимое» Бога; иные же, идущие издалека, то есть ещё не вполне готовые и к посильному боговидению, видят образы Его присутствия и участия в жизни людей. Что уже немало и замечательно. В жизни людей, человека, «ибо слава Божия есть живущий человек, а жизнь человека есть ви́дение Бога» (там же, у св. Иринея в той же книге и главе). Как пища, принимаемая нами, претворяется в энергию и позволяет действовать телу, так свет духовный, усваиваемый душой, сообщает душе силу жить. Оказаться во свете, значит, достигнуть области бессмертия. Но это не сразу понятно. А что понятным становится скоро, так это ощущение умножившихся возможностей, чувство радости, полноты. Святитель Григорий Палама, архиепископ города Фессалоники, живший в XIV веке, писал, что всякое практическое знание и учение подаются людям от небесного света. Этот свет единит и собирает в целое, избавляет от разрозненности незнания. И действительно, во тьме и близкое — далеко. А в свете Божией любви всё близко сердцу, нет чужих.
Классические произведения мировой литературы есть свидетельства о свете отражённом, о бликах и игре его на вещах и явлениях грешного мира, который лежит во тьме страстей, страданий, незнания. Но вот заметит человек — может быть в глазах, в движении руки, в склонённой голове другого человека отсвет того высшего, соединяющего света, или услышит голос, взывающий к состраданию — и вся его жизнь может измениться, прямо-таки перевернуться. И человек тогда ступит на дорожку света. Видели вы такую дорожку, что с первым лучом восходящего солнца вдруг протянется по глади воды, к вашим ногам? Из сочинений, написанных на эту тему, выберем, как всегда, несколько: во-первых, два всемирно известных, вышедших из печати в один год — 1843-й. Это «Шинель» Гоголя, и «Рождественская песнь в прозе» Диккенса. А третье — «Преступление и наказание», эпилог, где о прозрении Раскольникова. Строки и образы, которые меня волнуют с юности, которыми мне всегда хотелось поделиться — они во всех трёх. Я и до сих пор не могу равнодушно читать, например, это:
«Молодые чиновники подсмеивались и острились над ним, во сколько хватало канцелярского остроумия, рассказывали тут же пред ним разные составленные про него истории; про его хозяйку, семидесятилетнюю старуху, говорили, что она бьет его, спрашивали, когда будет их свадьба, сыпали на голову ему бумажки, называя это снегом. Но ни одного слова не отвечал на это Акакий Акакиевич, как будто бы никого и не было перед ним; это не имело даже влияния на занятия его: среди всех этих докук он не делал ни одной ошибки в письме. Только если уж слишком была невыносима шутка, когда толкали его под руку, мешая заниматься своим делом, он произносил: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» И что-то странное заключалось в словах и в голосе, с каким они были произнесены. В нем слышалось что-то такое преклоняющее на жалость, что один молодой человек, недавно определившийся, который, по примеру других, позволил было себе посмеяться над ним, вдруг остановился, как будто пронзенный, и с тех пор как будто все переменилось перед ним и показалось в другом виде. Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей, с которыми он познакомился, приняв их за приличных, светских людей. И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, с своими проникающими словами: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» — и в этих проникающих словах звенели другие слова: «Я брат твой». И закрывал себя рукою бедный молодой человек, и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости в утонченной, образованной светскости, и, Боже! даже в том человеке, которого свет признает благородным и честным...»
И хочется перечитывать. Потому что прикасаешься к чему-то очень важному. Только бы применять в жизни….
Для вводной иллюстрации используется фотография Александра Атояна "Хорошее утро на реке Вуоксе".
Подробнее...