О жизни дорогого отца Димитрия сейчас напишут и скажут, вероятно, немало. Земная его жизнь закончилась. Много людей его знало долго и близко, многим он помог, многих привёл к вере. Утром, в среду, 21 октября, полетели СМС-ки и друзья стали звонить и делиться скорбной новостью. И во всех разговорах было одно непременное — это был необыкновенно честный, мужественный, искренний человек. И очень отзывчивый, неравнодушный, добрый. И далёкие от Церкви люди, и те говорят, что человек был честный. Как-то это сейчас и вдруг до всех дошло. Попадал не в бровь, но нельзя, невозможно сказать — если не лукавить — что говорил неправду. А правда колет. Но он никогда не думал о том, чтобы произвести впечатление, эффект. Тем более ранить ради раны. Если только как врач, ради выздоровления. У него была широкая и чуткая душа, и как священник, он не мог не исполнять главного, на что и вышел, на что отозвался — заботится о спасении людей от греха и смерти. Отца Димитрия Смирнова за смирение, должно быть, Бог вооружил, украсил, укрепил особо — даром мудрого и точного слова, яркого и проникновенного, острого и ясного. Но самое существенное — отец Димитрий любил Бога, он ходил перед Ним, он каждую минуту — я пишу это в уверенности глубокой и искренней, что так оно и есть — служил Ему в сердце. Отсюда все его видимые земные успехи: созданные приходы, приюты, школы, книги, передачи. Энергия, которая утешала и просвещала, направляла ищущих, ставила чёткие и прочные ориентиры.
Я не был с ним близко знаком. Но вот сейчас, когда он ушёл, я осознал, что он был моим советчиком, одним из главных наставников, старшим по служению, которого со всем вниманием и доверием слушаешь. Фоном, подсознательно — есть в Церкви такой человек, и он вместе с другими мудрыми выскажется по сложному какому-нибудь вопросу, и тогда придёт ясность. Как хорошо, что такие есть!
Это был человек-эпоха. Некий живой символ церковной весны конца восьмидесятых-начала девяностых годов. Когда мы с женой году, кажется, в 1990-м, попали в Храм свт. Митрофана Воронежского, то пережили подобие шока. Здесь, говорили мы себе, так поют, читают, здесь, в этом тесном храме так всё украсили, как нужно, как хотелось бы, чтобы было и в других храмах. А потом, после первого удивления, выходил на проповедь отец Димитрий, и все стоящие в храме сливались, собирались в одно существо, в одни устремлённые на него глаза, с одним затаённым дыханием: не пропустить бы ни одного слова, ведь каждое проникает глубоко, и каждое так нужно для голодной души. Помню проповедь вечером, на Всенощном бдении под воскресный день. Вернее, содержание дословно уже не помню, но смысл, но самое зерно останется навсегда, и интонация отца Димитрия, и его глаза, и евангельские слова: «И тогда отверз им ум разумети писания». Нам открывал Господь умы, через служителя своего, который неожиданно, но как-то очень правильно, в духе сказанного, в конце проповеди попросил мужчин — нас было как минимум одна треть от всех молящихся — выйти из храма не в центральные, а в боковые двери, чтобы принять участие в разгрузке и передаче из рук в руки кирпичей для строящейся гимназии. И это было радостным продолжением богослужения, и если бы было нужно, мы разгружали бы до ночи. Без преувеличения. Разгружали сначала молча, улыбаясь, и в сумерках улыбки светились, а потом стали напевать тропари Божией Матери, и один кто-то, кто знал, пропел много раз святителю Митрофану.
Отец Димитрий — человек большого любящего сердца. Ему было нелегко трудиться с его недугами. А он был великим тружеником, щедрым сеятелем. И он прожил счастливую и полную жизнь, дай Бог всякому. И Господь, мы надеемся и молимся, примет его в селения праведных.
Подробнее...