Глава 1. Находка.
В начале осени 1945 года к интернату номер 3 на окраине Рязани подъехал крытый брезентом грузовик. Дети, толкаясь и радостно переговаривались, полезли по подставленным доскам в кузов. Еще бы, такое событие — за грибами и ягодами вывозят!
Наступила первая послевоенная осень. Теперь можно не бояться фашистов, спокойно бродить по благодатным мещерским лесам среди сосен и елей.
— Ребята, без толкотни! Заходим организованно! Звеньевые, следите за порядком!
Наконец все дети расселись, корзины заняли свои места на полу, педагоги и вожатые пристроились с краю, и грузовик, поднимая пыль, пустился по тряской дороге к сосновому бору. На опушке детям раздали по куску хлеба, все напились воды из бидона, и вожатые распределили детей по грибным и ягодным отрядам – одни отправились на поляну за брусникой, а другие пошли в лес. Звеньевая Пелагея Попова повела свое звено из пяти ребят в березовую рощицу. Через пару часов все звенья должны были собраться на большой прогалине неподалеку, у брошенного дома.
Пелагея, девочка 13 лет, оказалась в интернате 3 года назад. Ее отец погиб в самом начале войны, защищая Москву. Мать всегда была слаба здоровьем, и лишения военных лет привели к обострению туберкулеза. Зимой сорок второго года она умерла
Пелагею, единственную дочь в семье, отправили в интернат. Хоть и скучала она по родителям поначалу, но в интернате ей очень нравилось. Поля с самого раннего детства любила порядок и режим. Ей приятны были ровные ряды кроватей, застеленные одинаковыми серыми одеялами, четкие и понятные правила, когда все по часам и все на своих местах. Эти организованность и ответственность помогли Поле стать в интернате звеньевой, а в школе Пелагею одну из первых приняли в ряды пионеров.
Шесть ребят шли по лесу, переговариваясь и напевая песни, чтоб не заблудиться и быть друг у друга на виду. Им повезло — в березняке ребята нашли целую поляну лисичек, а под деревьями виднелись шляпки белых и подберезовиков. Корзины ребят наполнились, и Пелагея повела свое звено на место встречи. Там за дежурную сидела пожилая нянечка Анна Петровна.
— Поля, молодец, первая справилась! — Анна Петровна сделала в табеле пометку.
— Мы еще пойдем, надо набрать грибов побольше! — радостно ответила Пелагея.
— Передохните хоть четверть часа, — предложила Анна Петровна. — Успеете, до вечера времени много.
Ребята разлеглись на поляне, но Пелагее на месте не сиделось. От природы живая и активная, она не любила отдыхать и находиться без дела.
— Я пойду осмотрю брошенный дом. Кто со мной, ребята? Может, отыщем что-нибудь интересное, что нам в интернате пригодится?
— Идите-идите, — одобрила Анна Петровна, — только осторожно там!
За Пелагеей увязались двое — рябая Алена и Мишка. Подергали дверь — заперта. Но рядом зияло выбитое окно. Залезли внутрь. Дом совсем пустой — видно, уехали жители в эвакуацию, да так и не вернулись в родные края. Обычная история по тем временам.
Дети ходили по гулким комнатам, громко скрипя половицами.
— Пошли отсюда, — сказала Алена, — ничего тут нет, давно все вытащили.
— Сейчас пойдем, — ответила Пелагея. Вот тут, кажется, что-то есть! — глазастая девочка заметила у самой стены приподнятую половицу. Подергала — половица отошла. Пелагея обнаружила под ней какой-то предмет, завернутый в тряпицу. Развернула — икона. Яркая, красивая.
— Ребята, я икону нашла! Пойдемте, на свету разглядим!
У Мишки глаза загорелись.
— Погляжу там еще, вдруг деньги припрятали!
Но под половицей больше ничего не нашлось, кроме пыли. На улице, щурясь от яркого солнца, они принялись разглядывать находку. К этому времени на поляну вернулись еще два звена. Всем было интересно, что же это за икона. Божья Матерь была изображена в нарядном красном одеянии, а рядом с ней Младенец, одетый в белую рубашечку и ярко-голубую накидку в цветочек. Глаза Матери смотрели нежно и скорбно.
— Казанская, — тихо промолвила Анна Петровна.
Пелагея считала себя передовой пионеркой, и поддаваться чарам опиума для народа не собиралась.
— Посмотрите, ребята у нее и рук-то нет! И одеты как?! Совсем не по рабоче-крестьянски! Сразу видно, что не трудовой народ.
— Выкинь ты ее, — сказал кто- то из пионеров.
— Нет, выкидывать не буду! Я стенгазету про нее сделаю, о вреде религии, —ответила Пелагея и небрежно бросила икону рядом с грибами.
Глава 2. Стенгазета.
У Поли Поповой слово с делом не расходилось. Ей даже выдали большой лист ватмана — драгоценность в послевоенный год. Пелагея сидела в библиотеке, читала журналы, вырезала и клеила, и через пару недель в коридоре интерната красовался пестрый лист стенгазеты. «Долой церковный дурман. Наука против устаревших взглядов», гласил заголовок. Пелагея приводила в пример выдающихся советских ученых, отрицающих существование Бога, теорию Дарвина об эволюции видов. Везде пестрели цитаты из Ленина, Сталина, Маркса, аккуратно выведенные красными чернилами. А карикатуры на попов и верующих она рисовала черным и фиолетовым. В самом низу Пелагея приклеила найденную икону, как пример устаревшего, отжившего свое искусства.
Удивительным образом эта стенгазета повлияла на всю последующую жизнь Пелагеи, можно даже сказать, определила ее.
Стенгазета имела огромный успех. Ребята и воспитатели прочитали плакат снизу доверху и очень хвалили Пелагею. А на следующий день должен был приехать корреспондент городской газеты, чтобы сделать несколько снимков и написать статью об их образцовом интернате.
— Да с таким агитплакатом мы на первое место по городу вырвемся, — радостно потирая руки, говорил Поле директор интерната. Готовься, завтра попрошу корреспондента и о тебе несколько слов написать. Вот тебе подсказка, что надо ему говорить, выучи.
Пелагея с волнением ждала утра. Рано, еще до зарядки и линейки, она поднялась с кровати и пошла проверить свою стенгазету — все ли в порядке, не отклеилось ли чего? Но что это?! Где икона?!! На месте найденыша желтело лишь пятно клея. Поля в отчаянии издала громкий вопль.
Услышав его, приковылял сторож Семен Мотыгин, стуча протезом. Ахал и охал, глядя на пропажу. Этот не старый еще человек получил во время войны тяжелое ранение, потерял часть ноги, поэтому в тылу не смог вернуться к работе слесаря. Устроился в интернат сторожем. Кто бы мог заподозрить, что красноармеец Мотыгин, пострадавший за Родину, происходит из глубоко религиозной семьи, пронесшей веру даже в самые безбожные годы?
Семен изредка, тайком, посещал кладбищенскую церковь. Одинокая жизнь позволяла молиться, оставаясь незамеченным. Семену больно было видеть поругание образа Пречистой Матери, он потихоньку отклеил его среди ночи и спрятал.
Когда пришли воспитатели, Пелагея была вся в слезах. Что она покажет корреспонденту? Стенгазета безнадежно испорчена! К счастью, Анна Петровна нашла выход — предложила нарисовать копию украденной иконы. Делать нечего, Поля взялась за краски. Ребята помогли, и через пару часов удалось сделать вполне приличный рисунок, который приклеили на стенгазету.
Корреспондент, к слову, подмены не заметил, и вскоре Пелагея бойко отвечала на вопросы о своей жизни в интернате и работе над агитплакатом. Корреспонденту девочка понравилась. Он сделал несколько снимков Пелагии и ее творения.
— Фамилия у тебя только не очень подходящая — Попова, — заметил репортер.
— А я хочу ее сменить, и имя тоже! — заявила гордая от свалившейся известности Пелагея. — Когда настанет время документы получать, хочу стать Виленой Красновой!
Заметка в «Приокской правде» вышла через неделю, и корреспондент упомянул о желании девочки сменить имя. Фото ее агитплаката тоже попало в газету, и Пелагея вмиг прославилась.
А дальше все происходило, как в сказке. События цеплялись одно за другое, как по мановению волшебной палочки.
Заметку про активную пионерку прочел секретарь горкома партии и очень умилялся. Ему, многодетному отцу, Поля напомнила любимую младшую дочку. На городском партийном съезде он привел девочку в пример, как настоящую юную ленинку. В свою очередь, секретарь комсомольской организации города пообещал досрочно принять пионерку в ряды ВЛКСМ.
И перемена имени с Пелагеи Поповой на Вилену Краснову всем руководящим работникам пришлась по душе, так что седьмого ноября того же, победного 1945 года, Поле вручили комсомольский билет на новое имя.
Глава 3. Комсомольская любовь.
Вилена (теперь будем звать ее так), была горда собой. Но она была не из тех, кто бездельничает, почивая на лаврах. Прошло несколько лет. Девочка очень хорошо училась в школе, была активной комсомолкой, поэтому с легкостью поступила в педагогический институт сразу после окончания десятого класса. На историческом факультете она делала упор на изучение марксизма-ленинизма, в который верила беззаветно.
Выросла она хоть и не красавицей, но была вполне миловидна — голубоглазая, с курносым носиком и кудрявыми русыми волосами. Стоит ли удивляться, что Вилена стала комсомольским лицом родного города Рязани. Биография у нее была идеальная: дочь фабричной работницы и погибшего на войне красноармейца. Детдомовка, отличница, будущий педагог… Вилена вступила в общество «Долой религию» и ездила с лекциями по колхозам, фабрикам, домам культуры. Пошла бы ее комсомольская карьера и дальше вверх, да помешала… любовь! Вечная сила, не подвластная ни политике, ни времени, ни любым другим посторонним влияниям.
А дело было так. Приехала Вилена с лекцией «Победа идеологии марксизма-ленинизма на примере Рязанского края» в знаменитое Рязанское воздушно-десантное училище. Там и заприметил ее старший лейтенант Павел Иванцов. Он принялся ухаживать за молодой лекторшей с таким упорством и пылом, что устоять было невозможно.
Через три месяца сыграли комсомольскую свадьбу. Молодые получили комнату в общежитии. К семейным обязанностям Вилена относилась, как и всему остальному, очень ответственно. Комнату содержала в идеальном порядке, научилась вкусно готовить, и Павел Игнатьевич в жене души не чаял. Вилена тоже мужа любила и слушалась. Когда по окончании института она заикнулась о научной стезе, муж сумел убедить ее остановиться на преподавательской деятельности. Так прервалась, не успев начаться, комсомольско-партийная карьера Вилены Аркадьевны. Но это не слишком огорчило ее. Гораздо больше расстраивало отсутствие детей.
Вилена с мужем ходили по врачам, лечились и таблетками, и на курорты ездили, но все безуспешно.
Тем временем Павел Иванцов получал очередные звания, и вот уже супруги живут в прекрасной двухкомнатной квартире в центре города, появились дача, машина… Не жизнь, а сказка!
Глава 4. Ося.
Однажды посреди лекции в институте Вилене стало дурно. Студенты даже вызвали «Скорую». Вилену Аркадьевну забрали в больницу, примчался перепуганный муж.
Причина недомогания показалось супругам просто чудом, громом среди ясного неба! Вилена была беременна. По тем временам первородящая в тридцать пять лет считалась чуть не старухой. Павел Игнатьевич сдувал с жены пылинки, нашел самых лучших врачей.
Беременность протекала тяжело. Вилена провалялась на сохранении почти весь срок, да и рожала с трудом. Но драгоценный мальчик родился здоровым и крепким. Вилена, забыв о своих хворях, была на вершине счастья. Сына назвали Иосифом (в честь Иосифа Виссарионовича, разумеется! Вилена, несмотря на всенародные разоблачения, оставалась втайне ярой сталинисткой, а мужу соврала про несуществующего деда по имени Иосиф).
Осенька стал для Вилены светом в окошке и смыслом жизни. Она бросила работу, благо достаток в семье позволял это сделать. Сына Вилена баловала, и это единственное, за что муж ее ругал. Ося слушался только отца, а остальных в грош не ставил. Он, с младых ногтей не познавший лишений и трудностей, выросший в холе и неге, рос своенравным, хитрым и скрытным.
Учился Иосиф кое-как, даже остался на второй год в пятом классе. Павел Игнатьевич пытался строгой дисциплиной и спортом сделать из парня человека, надеясь со временем пристроить его в родное училище десантников. Благо, физические данные позволяли — Ося был рослый и широкоплечий не по годам. Наверное, отец сумел бы сделать из сына человека, но тут грянул Афган. Полковник Иванцов был одним из первых, кто сложил голову в пыльных горах чужой страны.
Вилена вмиг поседела от горя. Она очень любила мужа, срослась ним душой и телом. А тут еще Ося — такой сложный, такой неуправляемый мальчик...
После смерти отца Иосиф совсем замкнулся и отбился от рук. Еле-еле дотянул до окончания школы. Вилене удалось упросить друзей погибшего мужа пристроить сына в десантное училище. Но Иосиф Иванцов вылетел из него через полгода — за пьянство, нарушения режима и абсолютное пренебрежение дисциплиной.
Да тут еще страну начало трясти — перестройка, Горбачев, СССР затрещал по швам… Иосиф заявил матери, что станет бизнесменом. Поначалу даже стал приносить в дом деньги, дорогую технику, купил себе и матери модную одежду. Потом помрачнел, дорогие вещи и деньги понемногу стали исчезать. Вилена Аркадьевна все глаза за сына выплакала. А однажды, в самом начале весны, когда парня не было дома два дня и Вилена уже вся извелась от беспокойства, в квартире раздался телефонный звонок:
— Квартира Иосифа Павловича Иванцова, 1967 года рождения? Вы ему кем приходитесь? Мать? Сочувствую. Ваш сын застрелен. Приезжайте в морг, на опознание…
Глава 5. Возвращение.
Дальше все было, как во сне. Вилена опознала тело сына. На круглое черное пятно прямо посреди лба она старалась не смотреть. Она все надеялась, что дурной сон развеется, что вот сейчас приедет домой, а там Ося — живой и невредимый… Но чуда не произошло. Сердце ее сжалось в груди и превратилось в маленький холодный комочек. Это горе было совсем не похоже на горе от потери мужа. Тогда ее сердце было большим и горячим, оно обливалось кровью, а глаза — слезами. Когда умер Павел, Вилена проплакала несколько дней подряд, а теперь она будто спряталась внутри себя, как рак-отшельник, и не проронила ни слезинки, окаменела.
На похоронах было много мужчин с бритыми головами, в широких пиджаках и темных очках. Из их речей несчастная мать наконец уяснила себе, кем был ее сын и почему погиб.
«Ося Ржавый» (такая кличка была у него в банде) состоял в местной бандитской группировке, промышлявшей рэкетом. Погиб он в разборках с конкурирующей бандой. Был Ося шестеркой, вот и подставили его под пули первого.
Это осознание добило Вилену, и прямо с кладбища ее увезла «Скорая» с обширным инфарктом. Слабая и опустошенная, а главное — абсолютно одинокая, Вилена вернулась в пустую квартиру.
Но тут ее ждал очередной неприятный сюрприз. Под дверь было подсунуто письмо, в котором было написано буквально следующее: «Мамаша, как оклемаешься, собирай бабло. Про инфаркт знаем, поэтому на счетчик не ставим. Ося остался должен восемь штук зелени. До конца месяца вернешь.»
Вилена пыталась обращаться в милицию — разумеется, безрезультатно. Защищать мать застреленного бандита никто не собирался, и без этого у голодных милиционеров девяностых годов дела хватало.
Сослуживцы мужа к тому времени тоже все потерялись — кто сгинул, как ее любимый Паша, а кто переехал из Рязани в другие города. Делать нечего, пришлось Вилене срочно продавать прекрасную квартиру, в которой прожила почти всю жизнь, и переезжать в крохотную однушку подальше от центра.
Бандиты от нее отстали, с долгами сына Вилена расплатилась. Другая бы на ее месте пала духом, но Вилена обладала природным жизнелюбием и оптимизмом, которые вообще свойственны людям активным и ответственным. Это удержало ее от отчаяния и помогло пережить внезапно свалившееся одиночество.
Когда искала новую квартиру, почти бессознательно остановилась на варианте в том самом районе города, в котором выросла. Теперь он уже не был далекой окраиной, но в нем по-прежнему оставались старые довоенные двухэтажки, квартиры в которых стоили очень дешево. При покупке Вилене показалась смутно знакомой фамилия прежнего владельца, но прошло слишком много лет, и она не вспомнила интернатского сторожа Семена Мотыгина. Зато в новой квартире Вилена обнаружила кое-что, потрясшее ее до глубины души…
Глава 6. Встреча.
Вилена расставляла вещи в новой квартирке, вздыхая о былых просторных комнатах, как вдруг ее взгляд упал на полку возле окна. Там от прежнего владельца, недавно умершего набожного старичка, остались иконы. В основном это были маленькие бумажные образки, трогательно украшенные окладами из фольги и засушенными пожелтевшими цветами, но одна икона выделялась среди всех. Вилена сняла ее с полки и обомлела. Вмиг вспомнилось детство, заброшенный дом, клад под половицей, стенгазета… Не может быть! Неужели та самая икона? Красная одежда Богородицы, голубенькое в белых цветочках одеяние Младенца, и эти ласковые и скорбные глаза… Даже трещинка посреди иконы все та же, а на обратной стороне — да! пятно от клея сохранилось!!! Это же она, Вилена, приклеивала икону на стенгазету!
Откуда было знать Вилене Аркадьевне, что сторож Семен, выкравший тогда образ Пречистой Владычицы, хранил его всю жизнь, как зеницу ока. И маслицем святым, бывало протрет, и пылинки сдует. Затеплит лампадочку, и все молится, молится, бывало… А от молитвы иконы светлее да ярче становятся, это всякий православный знает.
Но Вилене Аркадьевне об этом было ничего не известно. За всю жизнь она была в храме всего лишь единожды, и то в младенческом возрасте, когда мать тайком окрестила ее. Вилена ничего не знала о Боге, молитве, иконах, но этот образ волновал ее, бередил душу, вселял беспокойство.
Тогда она решила избавиться от иконы. Просто выбросить находку Вилена бы уже не решилась – времена изменились, а вместе с ними ушло категорическое неприятие всего религиозного. Вилена помягчела, ее сердце было изранено бедами, но все же она пока не готова была принять Христа в свою душу.
За окном виднелся зеленый купол храма Николы Угодника. Его недавно вернули Церкви, и, как говорили соседи, верующие рьяно принялись восстанавливать дом Божий. «Вот им и снесу иконы», — подумала Вилена и сразу успокоилась от этой мысли.
Сказано — сделано. Воскресным утром Вилена завернула иконы в пакетик и понесла в храм. А там народу — тьма-тьмущая! Все веселые, радостные, улыбаются… Знать не знала Вилена Аркадьевна, что Христос Воскрес, что Пасху празднует православный народ…
Во дворе храма раскинулась праздничная ярмарка. Вилена пробралась к лотку со свечами, лампадным маслом и другой церковной утварью. Тут она сунула свой пакет девушкам-продавщицам и строго заявила:
— Передайте в церковь. Вам нужнее, мне они ни к чему!
Засим Вилена удалилась. В храм она так и не зашла.
Глава 7. Старость.
Так Казанская икона оказалась в Никольской церкви. Она была слишком мала, чтобы помещать ее в храм. Такие небольшие изображения всегда предназначались для домашней молитвы. Поэтому переданный Виленой образ поставили в приходском доме, в коридоре, среди других икон, на полочку. Но у Казанской была одна особенность — она постоянно падала. Уж как ее ни крепили, как ни прилаживали — нет-нет, да и упадет.
Что касается Вилены, то ей повезло — удалось устроиться на работу в библиотеку. Ведь после гибели сына она осталась почти без средств к существованию. Зарплату ей положили, конечно, мизерную, но все же лучше, чем ничего.
Незаметно, но неумолимо летело время. Прошло почти двадцать лет. Вилена постарела, больное сердце давало о себе знать все чаще. Она вышла на пенсию, которой едва хватало на лекарства. «Поганое здоровье сожрало все мое богатство», — жаловалась по телефону Вилена Аркадьевна немногим оставшимся в живых подругам.
Из дома постепенно исчезли мельхиоровые ложки, сервиз английского фарфора, жемчуг и золотые украшения. Из всех богатств остался старый сервант с разномастными хрусталем, допотопный телевизор, да приемник, настроенный на «Маяк».
Так и перешла Вилена Аркадьевна Иванцова в разряд старушек-пенсионерок, едва сводящих концы с концами, которых так много по всей России.
Поскольку Вилена была одинока, к ней приставили из СОБЕСа помощницу — сходить в магазин, управиться по хозяйству. Однако приходящая домработница оказалось женщиной недоброй, да к тому же нечистой на руку — стала тащить из дому последние крохи былой роскоши.
Однажды пойманная с поличным, помощница-воровка была с позором изгнана из дома. Но легче от этого не стало, поскольку Вилена теперь осталась совсем без помощи. Ей даже в магазин было не сходить — спуститься со второго этажа мешали больные ноги. Помощь пришла с неожиданной стороны. О бедственном положении Вилены Аркадьевны узнала соседка по дому, молодая прихожанка Никольского храма, Вера.
В храме для больной старушки тут же собрали продуктовую посылку. В коридоре приходского дома Вера увидела отца Александра и звонко крикнула:
— Батюшка, благословите одинокой соседке продуктов отнести!
В этот момент с полки сорвалась и упала под ноги отцу Александру небольшая иконка Казанской Божьей Матери. Батюшка поднял иконку с пола и ответил:
— Идите с Богом! Да вот еще, подарите ей эту икону.
Женщины отправились к Вилене Аркадьевне. В этот пасмурный и неласковый осенний день ей было особенно грустно и одиноко. Она с трудом приковыляла на ходунках к двери —ревматизм замучил! Увидела в глазок незнакомых девушек, долго не верила, что они из храма пришли безвозмездно помочь. Но потом узнала Веру, которая жила в том же доме.
— Ну проходите, воровать у меня все равно уже нечего. Последнее это паршивка собесовская утащила, — ворчала старушка, провожая гостей на кухню.
Девушки разгрузили сумки, поставили чайник на плиту, и вдруг Вера, ойкнув, вспомнила:
— Да мы же Вам, Вилена Аркадьевна, подарок от нашего храма принесли!
С этими словами Вера побежала к своей сумочке и достала бережно завернутую в целлофановой файлик икону Казанской Божьей Матери.
Вилена взяла икону старческими трясущимися руками и вдруг закричала на растерявшихся девчонок:
— Очки, очки! Принесите скорей, в комнате, на тумбочке!!!
Вера бросилась в комнату, принесла очки.
— Она, это она, точно она! Вернулась ко мне, — бормотала старушка, разглядывая икону.
И вдруг, повернувшись к девушкам, громко сказала:
—Не Вилена я никакая. Пелагея я, Пелагея... — и заплакала.
Глава 8. Драгоценный дар.
На следующий день к Пелагее Аркадьевне пришел отец Александр и провел у нее несколько часов. Так много времени ушло у старушки на первую исповедь — повесть о многогрешной жизни.
После Причастия она сидела торжественно и тихо, чувствуя себя маленькой девочкой, которой неожиданно сделали большой-большой подарок. А потом она стала просить своих молодых помощниц отвести ее в церковь. Вера, женщина энергичная и пробивная, сумела добыть где-то инвалидную коляску, и старушку доставили воскресным утром в храм.
Пелагея Аркадьевна взяла с собой свою единственную икону и крепко ее сжимала, а когда крестилась, перекладывала образ в левую руку и все поглядывала на лик Богородицы, как дитя глядит на маму: правильно я делаю? Все хорошо? Ты мною довольна?
Да и дома Пелагея Аркадьевна (имя Вилена она будто позабыла и перестала отзываться на него), старалась с иконой не разлучаться.
Поначалу она поставила икону в углу, где стоял телевизор, на полочку. Но стоило уйти с ходунками на кухню, как ее начинало терзать беспокойство, и старушка, кряхтя, возвращалась к иконе, брала ее и уносила с собой.
В конце концов она попросила Веру, которая навещала ее теперь почти ежедневно, сшить специальную сумочку на ремешке. Старушка вешала сумочку с иконой на шею и ходила везде со своим сокровищем.
Преподобная Пелагия Тарсийская.
Прежде чем начать любое дело — готовить ли, читать, слушать радио, или даже решать с лупой кроссворд — Пелагея Аркадьевна доставала икону из сумочки и ставила перед собой. Помощницы из храма пытались подарить ей другие образы — преподобной Пелагии, Троицу, Господа Вседержителя… Пелагея вежливо благодарила, иконки занимали свое место на полочке, но с Казанской она по-прежнему не расставалась никогда.
Так и умерла Пелагея Иванцова, 86 лет от роду, со своей иконой в руках, в мире с Богом и с людьми. Похоронили ее по-христиански — чинно, отпевали всем храмом, многие из прихожан проводили до кладбища. А икона Казанской Божьей Матери вернулась в приходской дом. Ее опять поставили на полочку в коридоре. Она и сейчас там. Только падать перестала…
Для офорления материала используются кадры из мультфильма "Встреча" Балтийское телевидение. 2010 г.
Подробнее...