За окном уже снова шумно, всё больше разговоров. Жизнь продолжается в ожидании чуда — нового начала и, быть может, прощения. Если эпидемия отступит, неужели ничего не изменится?
А между тем, открываются двери храма, внутрь вливается пронизанный солнцем, горячий и ласковый воздух. Дорога к храму, к которой привык за годы. Хожу по ней с тех пор, как себя помню. Еще несколько шагов, спуск… И впереди — дорожка змейкой убегает вверх, справа и слева вода, словно просторная комната. Старый мост — переход через реку. Май дышит зелёным воздухом, цветут деревья. Небо глубокое, синее, как будто над морем. Когда всматриваешься в него, кажется, что оно живое и умное и, конечно, бесконечное….
Ночью шёл дождь, гулял ветер. Небо грохотало над землёй. Всё превратилось в один мутный клубок. Но утром мир стал ясным, взошло яркое солнце, словно вырвалось из плена…
Весна ликует, в ней всё оживает, удивляет красками, тонко благоухает. А мир человеческий, тем временем, задыхается в приступах панического страха, кашляет, его лихорадит, он изнемогает. Две природы, и какие разные в этой весне. Одна ещё сколько-то здоровая, победная, а другая — испуганная, забитая, больная. Где ей, больной, найти утешения, где приклонить измученную мысль, что поддержит её? Вера и опыт. Последнее заключается в том светлом и тёплом, что хранит память.
Вот к тому старому мосту подплывает несколько уток с утятами. Уже много лет эта дорожка взбегает вверх и ведет к храму. Но каждый день по ней пробегают сотни ног и для других целей, спешат по другим делам. И думается, они, как и я, не часто обращают внимания на красоту неба и гладь воды. Чтобы что-то увидеть, надо остановиться. Тогда начинаешь задумываться, оценивать то, что видишь. Лишь удивившись, можно почувствовать, восхититься и понять. Митрополит Антоний Сурожский в одной из своих бесед утверждал: «Красота — в глазах смотрящего». В собственных глазах человека, в его желании и мысли. «Светильник для тела око» (Мф.6:22-23).
Возможно, случившееся с нами – всеобщее испытание самоизоляцией, самопроверкой — как раз стало такой остановкой, которую Бог сделал для нас и за нас, потому что мы сами на это не решились бы.
Итак, что светлого было в минувшем? Еще два-три поворота, и эта дорога подводит к храму. Он вдруг появляется среди деревьев, сразу за липовой аллеей — большой, древний и белый. Храм стоит в саду, и мы приходим сюда — в наш общий дом.
Кажется, раньше жизнь здесь протекала иначе — или мы были меньше, и мир казался огромным… Как бы то ни было, прошлое было ярким, расцвеченным красками. Во многом благодаря праздникам. А что такое праздник для детства?
Ленты, украшения, подарки, катания яиц, счастливые лица, солнечные дни, веселые крики, наряженные малыши, шум теплого ветра в кронах деревьев. Нескончаемые театры, концерты — плод долгих усилий. Разодетые сверстники и друзья, почти что взрослая игра актеров, инструменты, музыканты, звуки мелодий. А потом нескучные уроки в классах. По будням серьезная взрослая женщина читает смешную детскую историю, правдоподобную сказку и говорит что-то про русский язык. И в воскресения добрые умные люди. Чуть стали старше, преподаватель физики, алтарник, говорит о Евангелии, но как? Необычно. За ним настоятель стал читать курс истории — и опять говорит просто, и в этих встречах многое узнаётся.
А зимой были снеговики и украшенные елки. Рождество. Но не такое, как у Диккенса: нет пышных бакалейных лавок, хотя дух Рождества во всем. Снова концерт, Дед Мороз, выступления и общая радость, ведь родился Спаситель… А всё начиналось с ночной службы: начинался праздник и длился целую вечность.
Вообще, все внешнее, как и сейчас, не имело цены — жизнь протекала вокруг церковной службы, ею дышала. Вернее, внешнее имело свою, обусловленную причиной, цену. На Крещение можно раздать целое море воды, в день Великой Субботы двор наполнится куличами, на торжество Преображения стекутся люди, держа в руках фрукты, а на Троицу, выйдя из храма, можно было удивиться: оказывается, и в остальном мире тоже праздник, хотя и свой — первое воскресение июня, день рождения Пушкина. Пёстрый громогласный мир.
А в то же время, сверху падает тихий неровный свет, дым от каждения окутывает старые лики… «Слава Святей и Единосущней…» В центре — слава, вечная, неотмирная. Церковь — хранилище истины и «вселенского добра» (Мандельштам). Куда бы не влекли нас дела, где бы мы не очутились за время недели, мы должны возвращаться на то же самое (ἐπί τὸ αὐτὸ). Мы непременно должны приходить сюда, собираться с разных концов, чтобы быть вместе. Мы знаем друг друга по именам, и могли бы сказать, чем живем. И входим сюда, чтобы в собрании снова пережить день последней вечери Христа с учениками, чтобы принять мир, данный им, принять Свет и истину, потому что возненавидели заблуждение. И верим, что, если мы вместе, «низлагаются силы сатаны», как свт. Игнатий Антиохийский учил свою паству богоносцев. Вот, что внутри воспоминаний — «торжественный зенит» (Мандельштам) вне суеты и времени.
Сегодня наше собрание живёт, в его глубине ничего не меняется, хотя и иначе мы входим в наш храм. Мы имеем богатое прошлое, но без будущего оно ничего не значит. А будущее нам обещано и начертано для нас. Теперь жизнь во всем остановилась в ожидании милости. Но что, если однажды закончится время непогоды, и с новым рассветом, благодать спустится к нам с небес, откуда она обычно дается? Тогда придется решать, как ответить на этот дар, каким делом благодарить. И как стоит ценить возможность быть вместе.
Подробнее...