Однажды я стоял в храме в темноте. Не в полной, потому что шла служба и мерцали огоньки свечей. Казалось, что это блики света качаются на тёмной воде. А зажжённые лампады напоминали звезды, поблёскивающие в небе. В каком небе? Не в простом, конечно. В умном, высоком, дышащим особым Божиим присутствием. Так что я стоял в темноте, но не в тёмной. Было ощущение, что я прикрыл глаза . И что-то вижу, готовлюсь к чему-то.
И в этой полутемноте я почувствовал, что я один на всем белом свете. Нет сейчас рядом со мной друзей, с которыми мы радуемся жизни, смеёмся, порой даже очень громко. Не увидел я рядом с собой своих мудрых наставников: они как будто исчезли. Неужели ушли совсем из моей, из нашей, из общей нашей жизни?
Смерть… Одно имя её сразу связывает меня с образом, или, вернее, с безобразностью темноты. Представляется мне, и вторгается в мою ничем не примечательную жизнь разрушительно. Не преувеличу, если скажу, что бьёт меня по голове, словно тяжёлая волна. Душа сжимается, стремясь выбраться на свет и воздух. И конечно, становится жутко. И вот она и подступает ко мне, и обкатывает холодом, и отнимает воздух, а унести решительно – не может. Видно, нужен я ещё здесь кому-то. Здесь, перед рассветом, в здешней редеющей темноте.
И вдруг разверзлась темнота. Мертвый лунный свет осветил мое лицо и душу. Вороны взлетели, поднимаясь все выше и выше, растворяясь в бледных, словно лицо мертвеца, облаках. И вновь темнота скрыла ночное небо.
Горький комок боли подошел к самому горлу. Вдруг я повернул голову влево и увидел яркий свет лампады, который освещал мирный и кроткий лик Христа. Только глаза Его были закрыты…
Я бегу в темноту, чтобы прибежать к свету, который колеблется перед ликом Господа, падаю на колени и из глаз моих льются слёзы: «Господи! Душа моя смертельно скорбит! Я совсем один, со мной никого рядом нет. Друзья мои далеко от меня, наставники мои давно предстоят пред Тобой. Мне плохо, Отче… Душа моя истомилась от жажды любви. Давно не зажигался огонь, да хотя бы маленький огонёк, золотая живая точка огня в моём сердце. Уста мои молчат, но внутри все кричит, потому что мне кажется, что всё разрушено, как после бомбежки. Я не знаю, что мне делать, Господи. Я не знаю…»
Голос мой утихал, как затихает ветер. Глаза высохли. Тишина наполнила уши. О, мои измученные уши, они приучены к скверным речам и бездарной суете города. А тишина пришла, и нежно, по-матерински, стала укачивать мою душу.
Я встал. Вокруг все та же тьма. Но я уже не один. И хотя нового ничего не вижу, но сердце уже радостно и ритмично стучит. Близко утро, цветы набухают и готовятся к тому, чтобы раскрыть объятия. Где-то далеко уже, кажется мне, поют, или это птицы пробуют голоса перед тем, как стройно грянуть. Внизу же, за таинственным лесом, блестит и манит, словно подмигивая, речка.
Но вот и вокруг меня рассеивается темнота. В окне я вижу тонкую, словно струна, полоску света: от невидимого ещё солнца уже исходят тонкие лучи. И я слышу, наконец, и сердцем слышу, и всем существом восторженный, победный глас в храме: «Слава Тебе, показавшему нам, Свет!»
Алексий Попов. Студент Коломенской Духовной семинарии.
Подробнее...