Правкруг.рф

Отрывок из второй главы.

Скоро мне пришлось ежедневно знакомиться с людьми очень разных профессий и, соответственно, историй жизни. Казалось, лётчики, техники, все местные военнослужащие, смотрели на мир совершенно иначе, чем врачи и медсёстры, а пенсионеры, прожившие всю советскую власть и говорившие о себе, что они не верующие, но с которыми, по разным поводам, мне приходилось встречаться и разговаривать, видели мир ещё по-другому. Появились в общественной жизни, и даже в нашем посёлке, совсем уж современные люди: программисты, математики. Добавить к списку ещё и преподавателей школ, работников Молочной фермы, обеспечивавшей Четвёртое Главного управление продуктами, всяких секретных работников, и диапазон получался немалый и разноцветный. У всех свой подход к действительности, а я призван ко всем подбирать ключи. И медсёстрам от души сочувствую, что зарплаты скандально маленькие, а детей у одной, конкретной, трое. А муж бросил и ему зарплату задерживают. И лётчиков понять надо: летают на машинах, которые скоро — так они говорят — второй раз без капитального ремонта на пенсию выйдут. Дважды вылетали ресурс. И в детском саду крыша протекает, но приближается свободная рыночная экономика, и чинить отныне должны родители. С одной стороны — люди немного растерялись. Но закалка страны, которая не баловала комфортом, ещё сказывалась. И тут появились священники. Любопытно! Что это они, зачем, неужели не притворяются? И очень часто из всех этих разных сфер слышался один и тот же вопрос. Тогда, в 1991–92-м годах, вполне доброжелательный и искренний, заинтересованный в честном и, по возможности, серьёзном и убедительном ответе. Редко, но и такое бывало, заданный с иронией. А как правило, вопрос человека, которому по-доброму интересно услышать что-то важное: «Вы что, вправду верите в Бога?»

Я уж не говорю о том, что меня это немного (но немного, так как я был человеком одной страны, языка, культуры, времени с вопрошавшими) удивляло. Иногда даже отвечал вопросом на вопрос: «А вы на самом деле не верите в Бога? Да? Странно. Неужели не чувствуете, что Он вот здесь, сейчас, и нас с вами отлично слышит. А! Вы не видите Его…. Так надо всего навсего снять тёмные очки, или заняться зрением…. Простите».

Я как мог любезно улыбался. Не подтрунивал нисколько, даже если сейчас на письме и может показаться, что я чуть-чуть насмехался. Мною руководило иное, я ведь и до этих встреч об этом думал. Однажды, в студенческие годы, ещё в семидесятые, мне попалась статья некоего Николая Трубникова, молодого философа, нашего тогдашнего современника. Я почувствовал в его душе что-то родное мне: человек ищет, пытается выйти из ограниченной действительности, пробиться в небо. И я тоже искал, и был с его стремлением солидарен. Но когда, спустя несколько лет, сознательно пришёл к вере и вспомнил тексты философа про механизмы и условия познания мира, про горизонты науки, то даже ахнул. На что мы время тратим, что обсуждаем? Что же творится с человечеством? Ведь в самом начале своей духовной истории люди знали Бога просто, видели Его (и не так лукаво или глупо, как мы сейчас только и можем) своими глазами, и сердцем беседовали с Ним, и вполне, насколько им было дано, понимали Его. А что теперь, спустя времена и долгие сроки? Река разлилась на миллионы рукавов и ручейки не помнят о своём истоке. Мы так далеко, так страшно далеко ушли.

К Трубникову я храню симпатию и благодарность до сих пор. Он из тех, кто будил душу.

Но какое же чудо! Какая изумительная радость, что вот рождается в каком-нибудь двадцатом веке человек, и слышит в душе, открывает в себе поначалу таинственное знание: у него лично, и у всех людей на земле, есть Отец. Бог! Бог, Который его любит и о нём всегда помнит. Видит, слышит, заботится.

Когда я старался донести то, в чём был и есть всем существом своим уверен, а именно: способностью Богопознания обладает каждый человек — надо просто захотеть выйти на связь — то в ответ слышал разное:

— ну, допустим, но мне сейчас это ни к чему;

— ладно, оставим это, вы так живёте, мы по-другому;

— нас этому не учили, и вообще, я доверяю разуму;

— не зарекаюсь, может к старости и потребуются такие утешения….

Но один программист, человек с фундаментальным математическим образованием, и очень начитанный, всегда шутивший над моей бородой и подрясником, выслушав меня про выход на связь, или настройку на правильную волну, или про пробуждение особого чувства «высокого и чистого», вдруг, вопреки моим ожиданиям, помолчав, заметил без улыбки:

— А вы знаете, я очень хочу, чтобы так и было. То есть, чтобы Он был, простите, может не так выражаюсь, что Он есть.

— Ну так попросите Его ответить вам.

— Я подумаю.