Период гонений на Церковь времен хрущевской "оттепели" уже достаточно хорошо изучен и представлен большим количеством материалов и источников. Основные направления антицерковных операций и их результаты известны прежде всего через цифры и факты, свидетельствующие о количестве закрытых монастырей и храмов, сокращении числа духовенства, экономической и хозяйственной кабале, в которую загнали все церковные структуры, и навязав новую штатно-управленческую прошивку, поставили их в бесправное и абсолютно зависимое положение.
Но пафос времени лучше передается персональными штрихами человеческих судеб, поступков и слов, как, например, речь патриарха Алексия в Кремле 16 февраля 1960 г. Тоталитарные режимы живут (недолго) нежизнеспособной идеологией, иллюзорным правом и фальшивой историей. Поэтому речь Патриарха, каждое слово которой было пронизано исторической правдой, вызвала не штатные аплодисменты партийцев, а их раздраженные, бесноватые выкрики.
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий I (Симанский)
11 марта 1964 г. в Париже, в большом зале Мютюалите состоялось Собрание Солидарности со страдающими христианами в Советской России. Протоиерей Александр Шмеман в своих примечаниях на тему религиозных гонений в СССР, упоминая об этом собрании, приводит слова одного журналиста (возможно из газеты «Ла Круа», в переводе на русский — Крест): "Один из самых больших конференц-залов Парижа был переполнен. Вход был открыт для любого человека, однако в течение всего времени присутствовало чувство духовного единения собравшихся. Время от времени нам казалось, что мы находимся в огромной церкви, среди людей, объединенных одной верой, одной надеждой, одной любовью".
Слова Жан-Мари Доменака, редактора католического журнала "Эспри", при открытии собрания: "Несправедливость по отношению к христианам в России мы ощущаем, как если бы ее совершали по отношению к каждому из нас; мы страдаем от этой раны, как если бы она была нанесена нашему собственному телу".
"Когда Христа распинают на кресте в Москве, то вопль раздается во Франции" (Франсуа Мориак).
Чтобы эти раны оказались смертельными, идеологи государственного атеизма спланировали удары по нескольким направлениям, среди которых особое место уделялось христианской семье:
«Именно семья — главный очаг религиозного мракобесия... мы не можем, не должны оставаться безучастными к судьбам детей, над которыми родители-фанатики по существу совершают духовное насилие. Мы не можем допускать, чтобы слепые, невежественные люди растили детей по своему образу и подобию, калечили их. Для нас не может быть безразличным, чем является семья в советском обществе: ячейкой коммунистического воспитания или прибежищем отсталых взглядов, отживших нравов, привычек и суеверий».
Активисты научно-атеистического воспитания пытались наложить полный запрет на посещение церкви детьми и участие их в Таинствах, ссылаясь на закон 1962 г., предусматривающий наказание религиозных организаций за причинение вреда здоровью граждан. Вред же этот заключался, согласно разъяснениям Минздрава, в том, что таинства Крещение и Причастия — процедуры антисанитарные, несущие эпидемиологическую угрозу.
Протоиерей Александр Шмеман крестит младенца.
Для Крещения детей требовалось сопроводительное оформление, обеспечивающее местную власть всей информацией о каждом случае Крещения. Нарушение этого порядка могло лишить священника его служения на приходе без всякой перспективы трудоустройства, но с перспективой судебной скамьи за тунеядство. Попытки сохранить приходскую жизнь, лавируя в потоке государственного налогового разбоя, также стоили многим священникам судебных сроков. Посещение больниц для совершения Таинств над больными и умирающими было запрещено. Общение с прихожанами вне храма могло привести к непредсказуемой реакции контролирующих органов, чьи агенты, кажется, отслеживали даже последнюю приходскую мышь.
Травля верующих развернулась по местам работы и учебы. В лучшем случае — позорная доска, хуже — увольнение с работы или исключение из учебного заведения.
Подростков дрессировали глумиться и издеваться у церковной ограды над верующими, приходящими на службу.
Родителям-христианам угрожали медицинским освидетельствованием с последующим помещением их в психиатрические больницы, а детей в интернат.
В совершенно бесправном положении и без всяких средств к существованию оказалось много монашествующих, лишенных права на труд и жительство. Психиатрия, как безотказный метод зачистки церковного элемента, в отношении монашествующих применялась особенно эффективно.
Пастор Альбер Финэ, редактор протестантского еженедельника РЕФОРМ, в своем слове на Собрании Солидарности в Париже, так охарактеризовал подобные методы "социализации" христиан: "Галеры не в моде, остаются тюрьмы и, главным образом, дома для сумасшедших. Это находка. Православный христианин не «злодей», самое большое «паразит», но разум его помрачен, ненормален. Сумасшедший дом открывает ему двери."
Собрание в Париже было частной инициативой, во главе которой стоял французский писатель с мировым именем, Нобелевский лауреат Франсуа Мориак. Резонирующая реакция советских и французских коммунистов показала, что Собранию удалось высветить проблему: посильно, в меру своей компетенции, осуществить нравственную и историческую оценку советского режима.
Франсуа Мориак
Голоса официальных церковных структур Запада мир тогда не услышал.
"В этой демонической ситуации отсутствие какой бы то ни было реакции со стороны таких организаций, как Всемирный Совет церквей и Национальный совет церквей, выглядит, мягко говоря, неоднозначным." (о. Александр Шмеман)
Мэр Флоренции Джиорджио Ла Пира в своем письме главе советского государства в нескольких словах дал точную оценку его антирелигиозной политике: "Государственный атеизм является не только знаком нетерпимой дискриминации и гражданского и политического насилия, но и признаком научного и культурного инфантилизма и исторической и политической отсталости."
Похоже, что итальянский католик с левыми политическими взглядами понимал русских людей лучше советской партийной номенклатуры : "Уберите с русской земли труп атеизма. Этот труп отравляет воздух. Советский народ больше не терпит этого зловония. Тысяча признаков, от Пастернака до Тендрякова, с полной очевидностью свидетельствуют о жажде такого освобождения, которой проникнута внутренняя жизнь русского народа."
К сожалению или к счастью, но в отличие от цифр и фактов пафос времени не имеет статистических свойств, его невозможно раз и навсегда зафиксировать в памяти, но следы переживаний свидетелей, очевидцев, современников должны оставаться в поколениях, потому что опыт борьбы добра со злом бесценен.
Использованные ссылки:
http://www.rp-net.ru/book/vestnik/index.php
http://www.schmemann.org/byhim/persecutions-russia.html
http://www.bogoslov.ru/text/487477.html
Подробнее...