ЗАВЕРШЕНИЕ ЛИТУРГИИ ОГЛАШАЕМЫХ
Первая часть литургии (литургия оглашаемых), которая состоит из собрания в церковь, энарксиса, Таинства Слова (чтение Священного Писания), завершается сугубой ектеньей и ектеньей об оглашаемых.
Сугубая означает усердная, так, собственно, и понимается само слово «ектенья» в греческом языке, а то, что мы называем ектеньей, греки называют диаконским возглашением. Об усердном молении рассказывается в Деяниях, когда ап. Петр находился в темнице, Церковь о нем усердно молилась.
Ектенья начинается возглашением: «Рцем вси от всея души, и от всего помышления нашего рцем». Глагол повторяется, потому что когда-то диакон сначала научал народ говорить «Господи, помилуй», т.е. говорил народу: «Рцем вси - Господи, помилуй», а потом, собственно, начинал ектенью: «От всея души и от всего помышления нашего рцем».
Почти на все прошения следует трехкратная аккламация: «Господи, помилуй», - это еще одна причина, по которой эта молитва называется усердной.
Когда-то во время этой ектеньи люди молились с поднятыми руками.
Сугубая ектенья, которая, как правило, звучит в завершительной части богослужения или важного его этапа (литургия оглашаемых), в своих прошениях настолько напоминает великую, что греки отменили ее, как повторную.
Однако функциональные смыслы в великой и сугубой ектеньях полностью не совпадают. Если великая ектенья – это молитва Церкви за весь мир, то в сугубой адресность прошений постепенно сводится к местной общине. Звучит молитва за конкретных людей. Потому что спасение мира – это спасение человеческой души. Поэтому Бог так возлюбил мир, что послал Сына своего, чтобы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную, но при этом мир во зле лежит, так что для спасения нельзя ни мир любить, ни того, что в мире. Эта антиномия имеет отражение в сравниваемых ектеньях. Космический масштаб великой ектеньи только потому и возможен, что Христос спасает мир через души конкретных людей, о которых Церковь молится в сугубой ектенье.
Ектенью и молитву об оглашаемых, институт которых фактически исчез уже в древней Византии по причине отсутствия самих оглашаемых, современная греческая практика также опускает по причине желания избежать номинализма.
В нашей церкви такие попытки предпринимались в конце синодального периода с той же мотивировкой. Но никак не менее важно учитывать то место, роль, функцию, которые имеют эти молитвы в литургическом предании Церкви.
Ведь не зря первая половина евхаристического собрания называется литургией об оглашаемых. В ней раскрывается замысел Бога о спасении мира через Церковь. Важнейшая миссия Церкви – благовествовать Евангелие, т. е. оглашать мир о Царстве Божием. И эта миссия не может быть у Церкви ни отнята, потому что мы знаем из Откровения, что, когда весь мир будет оглашен, придет кончина миру сему, ни сама Церковь не может от своей миссии отказаться, потому что для этого она оставлена на Земле. И именно это предназначение Церкви открывается в Ее литургическом предании. К его исполнению направлена литургия об оглашаемых, молитвы о которых – это напоминание нам о важнейшем призвании христианина – оглашать мир Благой Вестью. Литургическое предание являет в богослужении саму природу Церкви, и, встраивая его в современную конъюнктуру, можно эту природу повредить. Поэтому в нашем богослужении молитвы об оглашаемых звучат, как и много веков назад во исполнение слов: «шедше в мiр, проповедуйте евангелие всей твари...».
Литургия оглашенных завершалась выходом из собрания некрещеных и кающихся, т. е. временно отлученных от участия в Таинстве. У свт. Григория Двоеслова упоминается такой возглас: «Кто не причащается, да покинет собрание».
Согласно Апостольским постановлениям и другим древним описаниям литургии те, кто не мог участвовать в литургии верных, покидали собрание сразу после чтения Евангелия и проповеди.
НАЧАЛО ЛИТУРГИИ ВЕРНЫХ
Оставались только верные за закрытыми дверями, и с этого момента уже никто не мог ни выйти, ни войти. Служило все собрание, как единое целое. Проникнуться духом такого «корпоративного» Евхаристического собрания в наше время, когда в течение всей службы происходит индивидуальный вход-выход - вряд ли возможно. Поэтому восприятие Литургии сегодня крайне индивидуализировано.
Окончание литургии оглашаемых и начало литургии верных сопровождается разворачиванием на престоле антиминса. Это чаще всего шелковый прямоугольный плат красного цвета с зашитыми в нем св. мощами, подписью освятившего его архиерея и изображением Господа во гробе. На древних антиминсах был образ креста.
Само слово «антиминс» означает «вместо стола». И когда-то действительно представлял собой столик, исполнявший назначение престола при служении литургии вне храма. Например, в военных кампаниях.
Сейчас при освящении престола в него обязательно помещаются св. мощи. Но до седьмого Вселенского собора это было не обязательным. В период иконоборчества из многих престолов св. мощи были изъяты еретиками.
Поэтому после Собора на такие престолы полагались антиминсы, которые содержали св. мощи. Так антиминс начал применяться в храмовом богослужении, и со временем это стало обязательным.
Но первичный смысл антиминса в том, что он был свидетельством делегирования права епископа совершать евхаристию пресвитеру. В местных общинах личность епископа, как предстоятеля собрания, «гаранта» церковного единства, имела настолько абсолютный авторитет, что необходимость передачи права совершения евхаристии пресвитеру требовала особого оформления и усвоения этого факта в сознании верующих. Свидетельство этого – тот факт, что еще в седьмом веке в Риме, хотя и совершалось в воскресный день несколько собраний по причине многочисленности поместной церкви, собственно Евхаристия совершалась только на одном, и Дары разносились диаконами по другим собраниям. И сейчас действующий запрет на совершение более одной Евхаристии одним священником на одном престоле отражает изначальное понимание о явлении единства Церкви в собрании.
Святейший Патриарх Алексий II подписывает антиминс для новоосвященного верхнего храма Спасо-Преображенского собора Валаамского монастыря.
И антиминс явился тем вещественно-зафиксированным свидетельством хранения единства Церкви, который будучи подписанным епископом, позволял пресвитеру предстоятельствовать на Евхаристическом собрании.
Эта проблема – выявления Церкви и ее единства в литургии нарастала вместе с ростом самой Церкви. Какое-то время Церковь стояла перед выбором: наращивать епископат, предоставляя каждому собранию полноту Церкви через архиерейское служение, либо вводить административно новую схему, которая существует и сейчас: епархиальную, в которой епископ, возглавляя значительную область с каким-то количеством приходов, делегировал свое право на совершение Евхаристии пресвитериату. Умножение «епископских приходов» могло привести к их самозамкнутости на себя, т. к. каждый такой приход был бы самодостаточной Церковью, т. е. это могло бы как раз размывать единство вселенской Церкви.
Поэтому был выбран другой путь, создание епископальных областей, в которых каждый приход имел всю полноту Церкви только вместе с другими, которые возглавлял один архиерей.
Это потребовало определенной трансформации как церковного сознания, так и административной составляющей. Приход, через Евхаристию, совершаемую пресвитером, мог иметь всю полноту благодатной церковной жизни, только имея в епископе своего предстоятеля, и антиминс юридически передавал пресвитеру поручение архиерея совершить Таинство от его имени.
В начале литургии верных свт. Иоанна Златоуста звучат две молитвы, в первой из которых есть такие слова «Благодарим Тя, Господи Боже Сил, сподобившаго нас предстати и ныне святому Твоему жертвеннику, и припасти ко щедротам Твоим о наших гресех и о людских неведениих», а во второй – «Паки и многажды Тебе припадаем», которые говорят о том, что люди во время этих молитв преклонялись. О коленопреклонении во время ектеньи говорится в Апостольских постановлениях и в писаниях Иоанна Златоуста. Но по воскресениям коленопреклонение всегда отменялось. И это кажущееся противоречие напоминает о том, что раньше воскресной Литургией была только Литургия свт. Василия Великого, что мы видим и сейчас во время Великого Поста.
ВЕЛИКИЙ ВХОД
Важнейшее звено литургии верных – Великий вход, во время которого на престол приносятся хлеб и вино. У этого приношения, кроме непосредственно Евхаристического предназначения, есть смысл древнейший, как само человечество, но нами уже тускло воспринимаемый. Это – жертва в буквальном смысле. Скромная, почти символическая, но имеющая кроме всего прочего смысл, который проявлялся не только в религиозной традиции Израиля, но и многих других. Несмотря на то, что в истории религий жертвоприношение принимало нередко ужасные формы, и существует множество толкований и объяснений этого от разных специалистов, занимающихся историей, антропологией и другими науками, одной из глубинных причин поклонения всегда являлось само чувство Бога.
И сама жертва – это попытка найти Его, нащупать дорогу к Нему и вступить в общение с Ним. Это исконная жажда Бога, желание обрести покой, как Его покровительство, живет и в современном человеке. Приносить жертву тому, к кому влечет сердце – свидетельство по выражению свт. Григория Богослова того, что «Наш дух – частица Бога». Бог создал нас для себя, и потому, как сказал уже бл. Августин, не успокоится сердце наше, пока не найдет Его.
Этот смысл жертвы присутствует и в наших дарах хлеба и вина.
Но если все предыдущие жертвы не могли утолить жажду человека, оторвавшегося от Бога через грех, который оказывался сильнее любой человеческой жертвы, то такая всепобеждающая жертва была принесена самим Богом. Через нее утолена жажда, человек обрел Отца, как блудный сын, создана Церковь, которой одной дано право, и обязанность, и возможность, приносить эту жертву.
Само название «Великий вход» вторично по смыслу и в иерейском служебнике отсутствует. Появилось оно с развитием изобразительного символизма, когда сам вход стал рассматриваться в исторических аллегориях. Изначальный же смысл входа – это приношение даров, отобранных из хлеба и вина, принесенных народом.
На западе пожертвования для службы сразу приносились в алтарь, и проскомидия совершалась уже во время литургии. В Константинополе пожертвования принимались в отдельном помещении, и проскомидия совершалась в то же время, что и сейчас. Когда обеспечение хлеба и вина для Евхаристии стали заботой самого прихода, то явная связь между пожертвованием людей и самой Евхаристией ослабела. Что привело к выявлению других смыслов этого литургического элемента, благодаря которым он стал «Великим входом», но его первичным, евхаристически-образующим смыслом остается тот же – приношение наших хлеба и вина для участия в Тайной Вечери Господа.
После второй молитвы верных начинается пение Херувимской песни: «Иже Херувимы тайно образующе и Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение. Яко да Царя всех подымем, ангельскими невидимо дориносима чинми. Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа».
В это время священник читает молитву: «Никтоже достоин». В отличие от большинства других молитв, это молитва священника о себе самом, приносимая им не от имени собрания, а лично от себя. Если в основном евхаристические молитвы приносятся Богу Отцу, то в этой предстоятель обращается к Христу, исповедуя свое недостоинство, с просьбой очистить его, облечь силой духовной для совершения Таинства.
Таинство Евхаристии совершает сам Христос, этого права Он никому не передавал, не делегировал, и это Таинство Он совершает руками священника. Т. е. сам священник являет собой Христа. И это уже не аллегория, как, например, образ Христа, выходящего на проповедь, который показывает священник на входе с Евангелием. Это духовная реальность явления Христа в предстоятеле собрания, как главы Церкви. Это главное и неотъемлемое служение священника – быть выразителем и охранителем единства Церкви через Ее возглавление в собрании.
Поэтому так важна эта личная молитва священника Христу, чтобы стать удостоенным совершить то, что в нем совершает Христос – принести жертву за мир и каждого человека в нем.
В древности херувимская песнь могла заменяться другой, но сейчас такое происходит только в Великий Четверток на «вечери Твоея тайныя днесь» в Великую Субботу «Да молчит всякая плоть человеча...».
Икона "Да молчит всяка плоть человеча..." 1580-1590-е гг
Но во всех песнях звучала и звучит царственно-космическая тональность, которая всегда была пафосом этого литургического звена, и, вероятно, поэтому в Византии Великий вход обрел особенно глубокую торжественность. Так же, как малому, ему была усвоена изобразительная символика, одна из аллегорий – это вход Господень в Иерусалим.
В архиерейском и иерейском чинопоследованиях литургии Великий вход выглядит по разному. Архиерей в самом входе не участвует. Он принимает Дары в Царских вратах от приносящего их диакона и полагает их на престол. Такая практика более верно отражает древнюю и сам смысл входа, как приношения.
В ней функции служащих (архиерея, диакона) распределены в соответствии с их исконным церковным предназначением, когда обязанностью диакона было принимать пожертвования от людей для Евхаристии, и, отобрав лучшие хлеб и вино, приносить их предстоятелю для священнодействия.
Великий вход на Божественной Литургии в Иоанновском женском ставропигиальном монастыре
В иерейской службе эта роль диакона как бы неочевидна, но, тем не менее, проявляется в том, что он участвует вместе с иереем в перенесении Даров. Диакон несет дискос и передает его иерею для положения на престол.
Участие же иерея в Великом входе появилось, вероятно, после «перенесения» проскомидии из отдельного помещения в алтарь.
Само перенесение Даров как бы из алтаря в алтарь не может являться практической необходимостью. Но глубокий и именно Евхаристический смысл этого литургического звена, неразрывная связь принесения жертвы каждым христианином, как самого себя, с тем, чтобы стать участником жертвы Христовой, настолько укоренены и неотъемлемы от самой литургии, являют ее сущность и смысл самой христианской жизни, что первейшей практической необходимостью становится необходимость все это явить, показать и, главное, донести до сознания современного христианина то, что было самим содержанием православного богослужения от начала Церкви.
Во время входа читается молитва с просьбой к Богу помянуть всю Церковь. У греков это поминовение совсем короткое, у нас же идет длинное перечисление категорий поминаемых. По мнению архим. Киприана (Керна) такое подробное перечисление рангов и званий не соответствует святости момента, т.к. один из образов, являемых Великим входом – это шествие Господа на страдание.
В Великую Субботу, когда вместо «Херувимской» поется «Да молчит всякая плоть человеча...», на Великом входе обходит процессия плащаницу, и правильно, когда никакие поминовения здесь не звучат, потому что Сам Господь во гробе.
Явным указанием на то, что в Великом входе присутствует символ положения Господа во гроб, является пение тропаря «Благообразный Иосиф с древа снем Пречистое Тело Твое, плащаницею чистою обвив и благоуханьми, во гробе нове покрыв, положи».
В величественном и торжественном Византийском богослужении участвовал и сам император, в некоторые моменты он поддерживал под руку Патриарха, а на Великом входе мог нести свечу и кадило.
Херувимская песнь по своему содержанию говорит о том, что во время священнодействия Небесные силы сослужат предстоятелю и народу, и сами люди являют собой (тайно образуют) Херувимов (особенно прямо об этом говорится во время Литургии Преждеосвященных Даров).
Если вспомнить о том, что один из символов Великого входа – это шествие Господа на страдание, то «Херувимская» вызывает в памяти Евангельский рассказ о Его молитвенном борении после Тайной вечери в Гефсимании, когда «Явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его. И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю».
Вот к этому ангельскому состраданию, соучастию в жертве Господней, и принятию ее, как бесценного дара вхождения в Его Божественную жизнь, нас призывает Херувимская песнь.
Подробнее...