Я – только что из крематория.
Хоронили очень хорошего, очень теплого человека. Он был друг моих родителей, то есть скончался уже в совсем преклонном возрасте. С ним, с его семьей, дачей по Казанской дороге, где они жили много лет, связано для меня очень много. И чем старше я становлюсь, тем подобные воспоминания для меня поэтичнее и драгоценнее.
У него и внешность была трогательная: все признавали, что он – прямо копия мистера Пиквика, диккенсовского героя (о, как жаль, что, например, моим студентам это сравнение ничего не скажет! Ну, так и быть, для не читавших роман «Посмертные записки Пиквикского клуба» скажу: представьте себе пожилого джентльмена в седых кудрях, полного, розового, с голубыми глазами, наивно и приветливо глядящими через круглые очки. Достоевский называл этот персонаж Дон Кихотом современности.) Сравнения сравнениями, но ведь «мистер Пиквик», о котором я веду речь, и на войне был, и свое дело великолепно знал, был отличным специалистом, и об окружающей действительности судил здраво и взвешенно, без всякой наивности. К нему тянулись, очень тянулись окружающие, он, видно, как-то умел их отогреть. Их дом был любим людьми, а ведь это о чем-то говорит. И дети у него такие же, взявшие много хорошего у своего отца.
Я не собираюсь распространяться о впечатлении от крематория: не место, не время, да и что тут скажешь? Ничего отрадного. Не сравнишь, конечно, с отпеванием, да даже в погружении тела в землю, то есть в материальной стороне традиционного погребения есть нечто обнадеживающее, нечто человеческое...
Я о другом.
Почему не этому чудному человеку досталось быть православным? Верующим? Да он для большинства ходящих в храм мог бы быть образцом – так тепло, так неосудительно и он, и его семья относились к людям. Я не знаю всего, но думаю, что очень многим они смогли помочь, вовсе не вменяя себе этого в заслугу. Что за загадка кроется в том, что на этой могиле все-таки не будет стоять крест?
И что за загадка в том, что я, что многие из нас, такие же, как и я, носят крест? Носят – а жизнь не меняется, а наши близкие не видят в нас света и тепла, а каемся мы одними и теми же словами, которые словами и остаются? Это избитые, тщетные, но какие-то... непроходящие вопросы! А кто виноват в том, что они избитые, тщетные и непроходящие?
Когда мы вышли на улицу, разошлись облака, светило солнце. От крематорских стен, от смятых, скорбных лиц взгляд поднимался к небесной синеве, такой всегда отрадной, как бы покрывающей собой все неразрешимые загадки, режущие вопросы. И отрадно думалось о близкой Лазаревой субботе.
Подробнее...